Убить судью - стр. 7
– Так и без газет понятно… вон, все видно! Ну что это, а?! Они играть не могут!..
– Ну и что! Это еще не повод засуживать! Да, мы всегда проигрываем, даже в футболе, но дайте нам шанс проиграть честно, зачем так унижать?!
Нам становилось обиднее с каждой минутой. Мы накручивали на себя настроения упадка и гнева. С каждым словом становилось понятно, – весь мир против нас. Мы молодые, сильные, красивые, как боги, – но нас засуживают вот уже две тысячи лет! Перерыв. Мы вчетвером пошли отлить. Туалетная кабинка у ворот автостоянки не закрывалась никогда. Рядом с ней была собачья будка. Собака – кавказская овчарка. Она всегда хорошо сторожила, вообще, эта нация и порода очень даже неплохие, если не дразнить и не подстрекать, конечно. Сейчас, вернее, тогда, когда был перерыв и мы вышли в туалет, овчарка спала. Пепси, когда сливал пиво из цистерны, отлил и собаке в чашку. Чашка была пустая, вот собака и спала. А так бы сторожила… да… Вообще Пепси любил животных, но всех их он называл одинаково.
– Паук… – Пепси гладил собаку и бормотал что-то на непонятном языке.
– Почему Паук, Пепси, у тебя все Пауки. Кошки, канарейки, ящерицу, помнишь, у тебя была ящерица, и она тоже была Пауком! – Я спросил об этом Пепси всего один раз, хотя думал об этом гораздо чаще.
– Паук… посмотри, какие глаза! Арыг, аргы, ка-ук це!
– Ты с ним говоришь?
– Да.
– На каком?
– На кошачьем. У меня был кот, Паук, мы с ним говорили.
– Ты думаешь, эта собака понимает на кошачьем?
– Он тоже Паук, значит понимает!
Больше я не спрашивал Пепси, только один раз. Иногда мне казалось, что я, Хот-Дог, Наташа, мы все пауки для него, мы понимаем, почему он с больными легкими продолжает курить травку, почему он, когда его выгнали из колледжа, подделал аттестат об окончании школы, поступил на философский факультет университета, но сразу после зачисления забрал документы и устроился на автостоянку сторожем… мы понимаем Пепси, считаем его своим другом, проводим вместе время… потому что мы пауки, такие же, как и он… мы знаем, – сплел одну паутину, надо заняться чем-то другим, – любая остановка – смерть – нельзя делать паузу, надо успеть все, и чем мутнее и непонятнее твои занятия, тем лучше, – ничего не понимать и действовать – пауза – это повод задумываться, а задумываться в наше время нельзя, тогда даже мутант не спасет!
Мы стояли и ждали Наташу. Мы пустили ее в туалет первой. Чтобы не стоять просто так и ждать, мы стали писать.
– Если наши не сравняют, – я подожгу эту автостоянку! – Хот-Дог был очень зол, от злости он даже не расстегнул штаны до конца, и теперь его «Boss» приобретал новые оттенки аромата.
– Тогда нас уволят!
– Какой смысл тут работать, какой смысл жить, если у нашей страны даже футбол на таком уровне!
– Вы только ноете! Миллионы наших сограждан только и знают, что критиковать, а надо взять и помочь! – Зачем я тогда это сказал – не знаю, но это был первый звоночек в наши затуманенные головы.
Второй тайм подходил к концу. Пепси ползал по будке и искал линзу. Он опять потерял ее. Он никогда не носил линзы так, чтобы на оба глаза. Максимум сутки. На второй день линза с какого-нибудь глаза исчезала. И он ходил с одной. А второй глаз прищуривал. Сейчас исчезла единственная линза. Поэтому Пепси и взялся за поиски. Наташа придвинулась еще ближе ко мне, новый «Boss» подействовал! Хот-Дог матерился. Очень громко и грязно. Нам всем было неудобно, но никто не просил его замолчать, потому что никто не считал это плохим – материться, мы все матерились, потому что не воспринимали эти слова как мат, мы слышали их с детства от родителей, и вполне естественно они вошли в нашу жизнь. Но Хот-Догу не шло материться. Бывают такие люди, которые ругаются, а им это не идет. Как деловые костюмы, или туфли с длинным носком, – кому-то подходят, а кому-то нет. Да и еще Хот-Дог придумывал свои собственные неологизмы и словосочетания, отчего его мат казался очень литературным, а это уже не мат, а стыд какой-то.