Убить нельзя помиловать - стр. 5
– Нет.
– Черт! Так курить хочется, – он схватил со стола батон и отломив от него горбушку размером с четверть, стал поедать ее с жадностью.
– Подожди, я сейчас бутерброды сделаю.
– К чёрту бутерброды! Юлька, я курить хочу!
– Но, ты же сам сказал, что с деньгами у нас не очень, поэтому тратим их только на продукты. Сам же сказал, – растерялась я, пытаясь оправдаться. – Забыл, что ли?
– Да помню я, помню… – Он скривился недовольно и, соскользнув с подоконника, подошел ко мне, обнял. – просто подумал, что ты к маме заходила…
– Борь, я не могу больше брать деньги у мамы. Ей самой не особо хватает.
– Ну и ладно… Тогда, может, по кофейку?
Он отошел к плите, повернул газовый вентиль конфорки под стоящим на ней чайником.
– Хорошо бы. Только где ж ему взяться – кофейку? – постаралась улыбнуться я, как можно беззаботнее. – Ты же утром последний выскреб.
– А-а, ну да… – Борис скривился, отставил чайник и, вернувшись ко мне, снова обнял. – Ты чего наеженная-то такая? Случилось чего? – он проглотил остатки горбушки, отряхнул крошки с груди и живота и, вынув сардельку из пакета, по-кошачьи вцепился в неё зубами.
– Случилось. Я у врача была, Борь.
– Да?… У какого врача? – поинтересовался мой мужчина рассеянно. Не от равнодушия, просто – был занят. Всецело поглощенный приемом пищи, Борис в эти минуты праздновал свою сардельку, и в его глазах не отражалось ничего кроме вышеупомянутой кошачьей радости. И радость эта царапнула по мне острым коготком.
– Борь, ты издеваешься? Я же тебе утром сказала, что собираюсь к гинекологу.
– А-а-а, ну да… прости… Ты же знаешь, что с утра я никакой… И что – врач? Малыш, надеюсь, ты не беременна? – в его глазах всплыла и замаячила глубинная тревога. – Я вроде старался с тобой аккуратненько…
«А не со мной как?» – хотелось спросить мне, но, я не спросила, вместо этого поспешила его успокоить.
– Нет, Боря, я не беременна.
Он выдохнул. Как мне показалось – облегченно. Или показалось?
– Нет, Боря, я не беременна, – повторила я и добавила. – К сожалению.
– Господи, Малыш, не парься! Да будет у тебя ещё этих спиногрызиков вагон и маленькая тележка!
Он снова принялся шарить по пустым шкафам. Я отошла к окну и, опершись о подоконник, выдохнула с тихим отчаяньем. Больше себе, чем ему:
– Не будет. Ни вагона, ни тележки…
– Какой тележки? – Егор бросил безуспешные поиски, подошёл ко мне, заглянул в глаза.
– Никакой…
– Ты можешь мне толком объяснить, что случилось? – его голос набух тревогой. – Что сказал врач?
– Он сказал… сказал, что я бесплодна… что у меня, практически, нет шанса забеременеть.
– Серьезно? Вот засада…
Он покружил по комнате, остановился у стенки, уперся в нее лбом и, стукнув кулаком по облезшим обоям, выдохнул с горечью и злобой:
– Курить-то как хочется, блин…
Потом подошёл ко мне, заглянул с мольбой в глаза:
– Мышонок, у тебя точно ничего нет? Никакой заначки? Я же знаю, что ты любишь оставить что-нибудь на чёрный день… Не жмись, дай на сигареты!
– А знаешь, Борис, ты прав… Не нужно ничего оставлять на чёрный день! – я рванулась в коридор, вихрем пролетела по квартире, и, вернувшись, швырнула на стол смятые купюры. – На! Бери! Накупи бухла, сигарет! Потрать всё! Чего ждать? Ведь – вот! Вот – он! Наступил уже, пришёл! – вопила я, глотая слезы.
– Кто пришёл? – не понял Борис, морща недовольный лоб. Его раздражали мои ребусы. В первой половине дня его раздражало всё.