Убить Ангела - стр. 42

– Я думала, ты хотел свалить при первой же возможности. Что случилось? Внезапно развилось чувство гражданского долга? – спросила она и немедленно пожалела о своих словах. Ведь она сама к нему обратилась. – Прости.

– Не извиняйся. Я понимаю, у тебя есть причины волноваться. Но прежде чем выбрасывать белый флаг, дай мне попробовать разобраться. – Начав допрашивать брата Мусты, Данте почувствовал, что внутри у него нарастает странное возбуждение. Это ощущение возникало у него всякий раз, когда загадка начинала распутываться на глазах. Он чувствовал, что в сумраке прячется что-то темное, пугающее и влекущее. – Через два часа твои люди должны предстать перед магистратом. Дай мне эти два часа. Ты бы потратила больше времени, пытаясь переубедить свое упрямое начальство.

В этот момент по ступеням грузно поднялась Спинелли.

– Госпожа Каселли, можем начинать? – спросила она.

Коломба лихорадочно соображала.

– О’кей. Но больше никаких рейдов и обысков без меня, ясно? Два часа, и закругляемся, – вполголоса сказала она и отключилась, не дав Данте попрощаться.

Коломба последовала за Спинелли в безалкогольный бар, и они, прогнав двух оперативников, сели за столик.

Данте с закрытыми глазами прислонился к перилам балкона и закурил очередную сигарету.

«Два часа – не так уж много», – сказал себе он. Но если он прав насчет Мусты, двух часов им хватит за глаза. Как известно, мелкие рыбешки всегда попадают на сковородку.

Мусту предупредил ребенок – пятилетний сын соседей. Мальчик, возившийся с игрушечным пластиковым телефоном возле гаража, где Муста пристегнул мопед, пробормотал ему что-то вроде «дяденьки».

– Что ты сказал, малявка? – спросил Муста, стараясь вернуться на планету Земля. От страха его котелок совсем перестал варить.

– Тебя дяденьки ищут.

Со дна желудка поднялась отдающая пивом изжога.

– Какие дяденьки? – промямлил Муста.

– Не знаю. У них штуки на животе.

Мальчик описал мужчин, и Муста понял, что тот говорит о бронежилетах.

– Они еще здесь?

– Не знаю.

– Никому не говори, что видел меня, – велел Муста и отправился туда же, откуда приехал, но уже пешком. На мопеде стояли номера, хотя он и был зарегистрирован на имя его матери.

Он пробежал через двор, не сомневаясь, что конец его страданиям положит град пуль. Но этого не случилось, и он оказался на улице. Муста старался убедить себя, что мальчик все придумал, но в глубине души знал, что это правда.

Он в розыске. Случилось самое худшее.

«Allahumma inni ‘a’udhu bika mina lkhubthi wa lkhaba’ith. Аллах, убереги меня от скверны». Этой присказке научил его отец. В детстве Муста должен был произносить ее всякий раз, как заходил в общественный туалет, но теперь посчитал, что более подходящей молитвы и быть не может. Хотя было слишком поздно.

Скверну он уже сотворил.

Муста скрепя сердце выбросил мобильник и, надвинув на нос капюшон толстовки, пошел по улице, ведущей от многоквартирных домов в другой конец квартала. Он думал о своем отце, где бы сейчас ни находился этот ублюдок. Отец был непоколебимо убежден, что после смерти каждый получит воздаяние по делам своим. Мусте тоже хотелось верить в существование высшего существа, способного его спасти. Утром он даже попытался молиться, но его движения показались ему самому холодными и неискренними. Он был не похож на брата, который даже соблюдал Рамадан. Муста хотел получить прощение, но не верил, что это возможно.