У каждого свой путь в Харад - стр. 29
– И тебе, детка, сладких снов. Храни тебя Господь, моя радость. И, Гали, – это уже княгиня добавила вслед повернувшейся к двери дочери, – я запрещаю, слышишь? За-пре-ща-ю тебе засиживаться в библиотеке!
Гали ничего не ответила. Лишь гордо передернула плечами, направившись к выходу.
Мать, в отличие от дочери, за вечер не съела ни крошки. Отодвинув в задумчивости нетронутую тарелку, она снова потянулась к вязанию, провела пальцами по идеально ровным рядам.
«Почему в жизни все не может быть так же просто? Так же понятно и связно? Руки людские способны создавать красоту, но вывязывать гармоничные отношения нам не дано. Связи запутаны, непрочны нити. Вот и выходит уродливо. И даже то, что мы уже имеем, умудряемся испортить вконец».
Гали, спрятавшись с головой под широкую многослойность покрывал своей кровати, ждала, когда часы на дворцовой башне пробьют двенадцать. До этого, как только за окнами начало темнеть, она демонстративно покинула библиотеку с томиком очередного романа под мышкой.
Заявив, что желает сама привести себя в порядок перед сном, княжна раньше обычного отпустила горничную. Уставшая донельзя за день Мина не стала задаваться лишними вопросами об этих странностях и просто ушла в свою смежную со спальней княжны комнату.
Убедившись по доносящемуся из комнаты служанки размеренному посапыванию, что та уснула, Гали начала свои приготовления к делу, которое задумала еще сегодня днем, во время малоприятного разговора с матерью.
Для начала она причесалась перед зеркалом, в которое из окна падал лунный свет. Надежно заколола шпильками на затылке тяжелый узел волос. Надела, распутывая унизанные прозрачными камнями нити белого золота, на голову диковинную диадему. Украшение было старинным, в нем щеголяла еще прабабка Гали, и ей самой его подарили на не так давно минувшее пятнадцатилетие.
Изогнутый обруч из нескольких причудливо вьющихся ветвей благородного металла на манер короны венчали миниатюрные зубцы. По обе стороны от них спускались полукругами цепочки, которые скрепляли в замкнутую паутину оправы сапфиров пронзительно-голубого цвета.
Диадему Гали для надежности тоже приколола к волосам шпильками, скрыв места креплений слегка вьющимися прядями волос. Все же задуманный ею путь был не из легких: и прическа могла растрепаться, и украшение с головы слететь могло в два счета.
Мочки ушей приятно оттягивали продолговатые капли серег. Из всего многообразия Гали выбрала самые, на ее взгляд, подходящие к прабабушкиной диадеме.
Из гардеробной она извлекла один из костюмов для верховой езды. Одеяние темно-зеленого бархата, состоящее из высокого и довольно широкого корсета, не стесняющего движений, и узких брюк. Струящаяся от корсета юбка позволяла сидеть в седле по-мужски и при этом скрывать ноги.
Впрочем, эта красота была сейчас Гали ни к чему. Ее ловкие пальцы быстро отстегнули несколько десятков потайных пуговиц и отделили юбку от корсета. Наряд стал теперь более походить на мужской, чем женский. Но так было намного удобнее, а сейчас это было именно то, что надо.
Надев сверху на костюм белую ночную рубашку и спрятав диадему под кружевным чепчиком, Гали нырнула в кровать.
Пробило десять часов, потом одиннадцать.
Гали считала удары. Предвкушение от творимого ею озорства надежно отгоняло сон.