Тысячеликая мать. Этюды о матрилинейности и женских образах в мифологии - стр. 20

Единственным социальным фактором, который мог бы сдерживать все эти тенденции и противостоять им, могла быть, на мой взгляд, только матрица М2 (матрилинейность + матрилокальность), препятствующая концентрации мужской власти, авторитета и внутриобщинного неравенства, сопряженного с развитием индивидуального (а точнее, «линиджного») насилия. К счастью (для будущего человечества, имеющего ныне возможность обозревать традиционные формы организации, альтернативные мужскому насилию), «магическая» подоплека земледелия, созданного, как я думаю, женщинами, обеспечивала необходимые предпосылки для развития очередной социально-исторической бифуркации в сторону матрилинейности (матрицы М2). На время матрилинейность возобладала над всеми альтернативными формами социальной организации. Патрилинейности еще не было, а билатеральность охотников-собирателей (ввиду демографического фактора) не могла противостоять матрилинейности неолитических земледельцев. При переходе к земледелию плотность населения в соответствующих зонах увеличивалась в 8–10 раз.

Иными словами, на месте бэнда размером в 25–70 человек «вырастало» сплоченное неолитическое племя численностью примерно в 500 человек. Его победное шествие по планете было неизбежно. Где-то оно осуществлялось в виде культурной диффузии, а где-то (в случае европейских культур линейно-ленточной керамики, например) – в форме демического фронта. (Еще одним примером продвижения демического фронта земледельцев в среде охотников-собирателей является миграция народов банту в Африке южнее Сахары.) Начавшись как неолитическая экспансия, она, впрочем, оказалась впоследствии существенно усиленной после усвоения некоторыми популяциями протобанту навыков обработки железа, что выводит ее (миграцию) за пределы тематики, обсуждаемой в данной книге.

В 1995 г. Дж. М. Фейнман предложил замечательную модель, описывающую наблюдаемые в археологии различия при переходе от сравнительно простых охотничье-собирательских обществ к обществам со значительной культурной сложностью (cultural complexity). Он предложил типологически различать две модели, два способа решения возникающих при увеличении сложности социальных структур проблем: сетевой (network path) и корпоративный (corporate path). Свидетельствами применения первой, сетевой, являются очевидные различия между домохозяйствами (в размерах жилищ, богатстве инвентаря и импортируемых редких материалов и изделий из них и т. п.), наличие специализированных видов ремесла, свидетельства дистанционной торговли (часто редкими и, следовательно, престижными предметами и материалами) и личной сетевой власти отдельных индивидов или групп связанных между собой индивидов. В случае применения обществами корпоративной стратегии все эти отличия смазаны или отсутствуют, зато очевидны минимальные экономические различия между домохозяйствами, отсутствие «демонстрации» богатства, свидетельства интеграции социальных сегментов, важности родственной аффилиации, акцент на коллективные ритуалы, возможное наличие общих храмовых сооружений (Feinman 1995).

Разумеется, эти модели являются в известной степени абстракциями; в реальных археологических культурах могут встречаться свидетельства комбинированного использования обеих моделей. Но самое (для меня) замечательное то, что пока никто из археологов не заметил, что большинство этнографических моделей, иллюстрирующих сетевую стратегию, относятся к матрилинейно-матрилокальным обществам (например, соответствующим группам индейцев пуэбло Юго-Запада США). Социальная бифуркация: матрилинейность versus патрилинейность – не иллюзия и не надуманная неуемным воображением антрополога конструкция; альтернативный «выбор» конкретными обществами одного из этих путей неоднократно случался в истории и определял массу зависимых социальных параметров. Следовательно, конкретные случаи этой бифуркации просто «обязаны» оставлять археологические следы. Ясно, что классический ранний неолит Леванта дает яркий пример действия корпоративной стратегии на пути к «неравенству», что и было отмечено Брайэном Бердом (Byrd 2000: 91–92). Разумеется, в его статье, как это приличествует солидному археологу, нет никаких упоминаний о матрилинейности или матрилокальности. Но я не археолог, а социальный антрополог.