Тысяча осеней Якоба де Зута - стр. 58
Где-то в глубине дома слуги занимаются своей работой.
Ворстенбос не показывает нетерпения – не хочет доставить Кобаяси такого удовольствия.
Кобаяси загадочно перхает, наконец открывает рот…
– Я перечитать еще раз, чтобы наверняка без ошибка.
«Если бы взгляды могли убивать, – думает Якоб, наблюдая за Ворстенбосом, – Кобаяси уже корчился бы в предсмертной агонии».
Проходит минута. Ворстенбос велит рабу Филандеру принести воды.
Якоб через стол вглядывается в послание сёгуна.
Проходят две минуты. Филандер возвращается с кувшином.
Кобаяси оборачивается к своему коллеге:
– Как сказать по-голландски родзю?
Ивасэ надолго задумывается и наконец отвечает длинной фразой, в которой можно разобрать слова «премьер-министр».
– Тогда, – объявляет Кобаяси, – я готов переводить.
Якоб окунает в чернильницу остро заточенное перо.
– В послании говорить: «Премьер-министр сёгуна передать самые сердечнейшие пожелания генерал-губернатор ван Оверстратен и главный голландец на Дэдзима Ворстенбос. Премьер-министр просить… – переводчик пристально смотрит в свиток, – одна тысяча веер из лучший павлиний перья. Чтобы голландский корабль доставить заказ, когда возвращаться в Батавия, и тогда павлиний веер прибыть через год, к следующий торговый сезон».
Перо Якоба скрипит, выводя краткое содержание сказанного.
Капитан Лейси громко рыгает.
– К завтраку были устрицы… Не первой молодости…
Кобаяси переводит взгляд на Ворстенбоса, как бы ожидая его ответа.
Ворстенбос залпом осушает стакан с водой.
– Вы мне про медь излагайте!
Кобаяси с невинной дерзостью хлопает глазами:
– Господин управляющий, про медь в письме ничего нет.
– Вы мне еще скажете… – у Ворстенбоса на виске бьется жилка, – что это и есть все послание?
– Нет… – Кобаяси вперяет взор в левый столбец свитка. – Еще премьер-министр выражать надежда, что осень в Нагасаки будет ясная и зима не слишком морозная. Но я подумать, это к делу не относится.
– Одна тысяча вееров из павлиньих перьев! – Ван Клеф присвистывает.
– Лучший павлиний перья, – нимало не смущаясь, уточняет Кобаяси.
– У нас в Чарльстоне, – замечает капитан Лейси, – это называли «письмо попрошайки».
– У нас в Нагасаки, – произносит Ивасэ, – это называть «приказ сёгуна».
– Они там в Эдо, сукины дети, – вскипает Ворстенбос, – издеваются над нами, что ли?
– Хорошая новость, – утешает Кобаяси. – Совет старейшин продолжать обсуждение по меди. Не сказать «нет» – уже наполовину сказать «да».
– «Шенандоа» отплывает через семь-восемь недель.
– Квота на медь… – Кобаяси поджимает губы. – Сложный вопрос.
– Напротив, проще некуда. Если двадцать тысяч пикулей меди не прибудут на Дэдзиму к середине октября, мы закроем вашей непросвещенной стране единственное окно во внешний мир. Или в Эдо вообразили, будто генерал-губернатор блефует? Может, они думают, я сам написал этот ультиматум?
Кобаяси пожимает плечами, как бы говоря: «От меня тут ничего не зависит…»
Якоб, задержав руку с пером, изучает послание от премьер-министра.
– Как ответить Эдо по вопросу павлиний веер? – спрашивает Ивасэ. – Если «да», это может помочь с вопрос квота…
– Почему мои обращения должны ждать до скончания века, – вопрошает Ворстенбос, – а когда что-то нужно двору, требуется действовать, – он щелкает пальцами, – вот так? Этот министр, случайно, не перепутал павлинов с голубями? Может, высочайшему взору приятней будет парочка ветряных мельниц?