Тысяча осеней Якоба де Зута - стр. 38
Маринус недовольно приоткрывает один глаз.
– Что?
– Я хотел бы с вами побеседовать об… одном деле.
– Элатту, продолжай бритье. Ну беседуйте, Домбуржец.
– Мне, доктор, удобнее было бы конфиденциально…
– Элатту и есть «конфиденциально». В нашей маленькой Шангри-Ла его знания в области анатомии и патологии уступают разве только моим. Или это вы тукану не доверяете?
– В таком случае… – Делать нечего, придется положиться на молчание не только Маринуса, но и его слуги. – Меня заинтересовал кое-кто из ваших учеников…
– А какое вам дело… – доктор открывает второй глаз, – до барышни Аибагавы?
– Ровным счетом никакого. Я просто… хотел бы с нею поговорить.
– Тогда почему вы вместо этого со мной здесь разговариваете?
– …Хотел бы поговорить не на глазах у десятка соглядатаев.
– Ага-а. То есть вы желаете, чтобы я устроил вам тайную встречу?
– Это выражение, доктор, слишком отдает интригой, а я бы ни в коей мере не хотел…
– Мой ответ: никогда. Причина первая: барышня Аибагава не какая-нибудь наемная Ева, чтобы успокаивать Адамов, у которых кое-где зачесалось. Она – дочь благородного человека. Причина вторая: даже будь такая возможность, чтобы барышня Аибагава осталась на Дэдзиме временной женой, – а такой возможности, повторяю, нет…
– Я все это прекрасно понимаю и клянусь честью, не для того сюда пришел…
– Но если бы такое и случилось, о вашей связи донесут, не пройдет и получаса, и тогда меня лишат с таким трудом полученного права преподавать, собирать гербарий и заниматься исследованиями в окрестностях Нагасаки. Так что – изыдите! Утоляйте свой зуд как все: прибегните к услугам местных сводниц или к греху Онана.
Тукан постукивает клювом по блюдцу и выкрикивает что-то вроде: «Кро-о!»
– Минеер! – Якоб заливается краской. – Вы меня совершенно неправильно поняли! Я бы никогда…
– И ведь на самом-то деле вы вовсе не барышни Аибагавы возжаждали. Вас увлекает само по себе явление «восточная женщина». Да-да, загадочные очи, камелия в волосах, кажущаяся покорность. Сколько сотен одуревших от страсти белых мужчин на моих глазах увязли в этом приторном болоте!
– Доктор, на сей раз вы ошибаетесь. Нет никакого…
– Натурально, я ошибаюсь! Наш Домбуржец восторгается жемчужиной Востока исключительно из рыцарственных чувств. Вот она, несчастная обезображенная девица, отвергнутая соплеменниками, и вот вам западный кавалер – он один способен разглядеть красоту ее души!
– Позвольте с вами проститься. – Якоб не в силах долее выносить эти издевательства. – Хорошего дня.
– Уже уходите? И даже не предложите взятку, что зажата у вас под мышкой?
– Это не взятка, – отвечает Якоб полуложью. – Просто подарок из Батавии. Я надеялся – как понимаю теперь, глупо и напрасно – подружиться со знаменитым доктором Маринусом, и Хендрик Звардекроне из Батавского научного общества посоветовал мне привезти вам ноты. Но, как видно, простой невежественный писарь недостоин вашего августейшего внимания. Не смею более докучать.
Маринус внимательно смотрит на Якоба:
– Что же это за подарок такой, если его предлагают, только когда от получателя что-то понадобилось?
– Я пытался вручить его при нашей первой встрече. Вы захлопнули крышку люка прямо мне на голову.
Элатту окунает бритву в миску с водой и вытирает листком бумаги.
– Я подвержен приступам раздражительности, – признается доктор и машет рукой в сторону книги. – А кто композитор?