Тысяча осеней Якоба де Зута - стр. 21
Якоб прислоняется сломанным носом к банке с барбадосской миногой.
– Но нежные чувства – не более чем слива в пудинге. Сам пудинг – это имущество.
Рот миноги раскрыт в форме буквы «О», а внутри сплошняком красуются острые как бритва треугольные зубы.
– Однако из уважения к мнению Анны и ее способности разбираться в людях я готов дать вам шанс, де Зут. Заработайте свой пудинг. Один из директоров Ост-Индской компании бывает в моем клубе. Если вы и в самом деле так сильно хотите стать моим зятем, он может устроить вам должность на Яве, сроком на пять лет. Официальное жалованье невелико, но предприимчивый молодой человек может кое-что извлечь с пользой для себя. Ответ нужно дать сегодня: «Фадреландет»[3] уходит в плавание из Копенгагена через две недели…
– Новые друзья? – Ван Клеф наблюдает за Якобом, стоя в дверях Парадного кабинета.
Якоб отрывается от созерцания миноги:
– Я не могу позволить себе роскошь привередничать, господин помощник управляющего.
Ван Клеф хмыкает на такую откровенность.
– Господин Ворстенбос готов вас принять.
– А вы разве не будете присутствовать, минеер?
– Железные чушки сами себя не взвесят, де Зут, как ни жаль.
Унико Ворстенбос, розовый от жары и блестящий от пота, щурится, разглядывая градусник на стене, рядом с портретом Вильгельма Молчаливого.
– Надо сказать Туми, пусть сделает мне такой хитрый матерчатый веер, их еще англичане из Индии привозят… Забыл название…
– Опахало?
– Точно. Опахало, и к нему бы еще опахальщика…
Входит Купидон с уже знакомым Якобу нефритовым чайничком на подносе.
– В десять явится переводчик Кобаяси, – говорит Ворстенбос, – и толпа чиновников, обучать меня придворным церемониям к долгожданной аудиенции у градоправителя. Старинный чайничек с серебром – знак, что управляющий факторией не лишен хорошего вкуса; на Востоке, де Зут, куда ни плюнь, всюду знаки. Напомните-ка, что там говорил тот еврей в Макао, для какого персонажа голубых кровей был сделан сервиз?
– Он сказал, будто бы это часть приданого жены последнего императора династии Мин.
– Точно, последнего императора династии Мин. Да, и будьте так любезны, присоединитесь к нам позже.
– Для встречи с переводчиком Кобаяси и чиновниками?
– Для беседы с градоправителем Сираи… Сило… Как бишь его?
– Градоправитель Сирояма, минеер. Мне сопровождать вас в Нагасаки?
– Если только не предпочтете остаться здесь и записывать вес железных болванок.
– Увидеть настоящую Японию… Это же… – «Петер Фишер богу душу отдаст от зависти», – думает Якоб. – Это величайшее приключение! Спасибо!
– Управляющему факторией необходим личный секретарь. Идемте, продолжим дела насущные в моем рабочем кабинете…
В соседней тесной комнатке солнечный свет падает прямо на письменный стол.
– Итак… – Ворстенбос усаживается. – Как вам после трех дней на берегу жизнь на самом отдаленном аванпосте Компании?
– Полезней для здоровья, минеер, – стул Якоба скрипит, – чем должность на Хальмахере.
– Вот уж хвала без души – не лучше хулы! Что вам сильней всего досаждает: соглядатаи, ограничение свободы, утеснение прав… Или невежество соотечественников?
Якоб подумывает рассказать Ворстенбосу о сцене за завтраком, но какой смысл? Уважение не заслужить по приказу свыше.
– Служащие смотрят на меня с неким… подозрением, господин управляющий.