Тысяча Чертей пастора Хуусконена - стр. 22

Юридический советник немного откашлялся и сказал, что Хуусконен знает это как нельзя лучше, раз благодаря ему на свет появилось несколько байстрюков.

Тут пастор Оскари Хуусконен начал терять терпение. Он спросил, что являлось целью этого выговора, чего им хотели добиться. Его желали просто вразумить или намеревались применить какие-то административные меры, например отстранить от чтения проповедей, снять с должности настоятеля церкви или что-то подобное?

– Не в этом суть, – с досадой бросил епископ Кеттерстрём. – Дело настолько деликатное, что, мне кажется, нам надо прийти к согласию.

– Мы предлагаем, чтобы ты, брат Оскари, на какое-то время прекратил сотрудничать с газетами.

– На священников свобода слова тоже распространяется, – заметил Хуусконен.

– Это правда, – обрадовался епископ. – Особенно свобода проповеди, однако проповедь обязательно должна быть одобрена церковью и соответствовать канонам, а не выдумываться. В религиозных вопросах разные толкования недопустимы. Жить надо в соответствии с церковными догмами. Уже в раннем христианстве…

– Тогда каждый молол все, что хотел, – любую чепуху, и любой вздор записывали на глиняных табличках, – возразил Хуусконен.

– Те времена пришли и ушли, – подтвердил советник. – Сверх того, в Библии по-прежнему есть истинная и святая сила, ты не можешь этого отрицать.

– Этот текст получше будет, чем твоя писанина в «Известиях Сало», – подтвердил епископ Кеттерстрём.

Пастор Оскари Хуусконен охотно согласился. Однако он не хотел так легко принять запрет советника и епископа публиковаться в СМИ и объявил, что продолжит гнуть свою линию, пока будет считать ее правильной. Хуусконен предложил:

– Давайте договоримся, что я брошу свои литературные увлечения с осени. У меня и другие дела будут помимо болтовни с вами. Надо отправить медведя в зимнюю спячку.

Советник и епископ с облегчением налили себе еще кофе.

– Я правильно понял, ты действительно собираешься оставить в своем доме этого медведя? – спросил епископ, у которого гора с плеч упала, едва они достигли соглашения.

Хуусконен подтвердил, что уже привык к необычному подарку и не планировал от него избавляться. Жене медвежонок не нравился, но Оскари нашел малышу добрый приют у одной скорбящей вдовы.

– А как его зовут? – благодушно спросил епископ.

– Черт.

Епископ Уолеви Кеттерстрём посчитал, что имя медведю дали очень меткое.

– Хищные животные во многом похожи на чертей. Диоцез против его прозвища ничего не имеет, будь он хоть Сатаной, нам-то что.

Пастор Оскари Хуусконен взял за обыкновение приносить Черта в церковь на время служб и церемоний – крестин, похорон и венчаний. Первое время он запирал медвежонка в ризнице, а поскольку сидеть одному ему там не нравилось, Оскари стал пускать его в саму церковь, где обычно тот вел себя сдержанно, как и подобает в храме Господнем. Но игривый характер и неистощимое любопытство медвежонка порой одерживали верх, и тогда он забирался на хоры, иногда вразвалку даже поднимался на кафедру и разглядывал оттуда сидевших внизу прихожан. Органной музыки он сначала побаивался, но вскоре привык к могучим, раскатистым мелодиям и с особенно сосредоточенным видом слушал пение псалмов. Он и сам бы наверняка подпевал, но медведи петь не умеют, хотя желание у них, может, и есть.