Тяжесть венца - стр. 44
– Итак, матушка, я вижу, вам пришлось по душе это скромное подношение. Увы, Сент-Мартин – monasterium sine libris[26], что весьма прискорбно, тем паче, что едва ли не главный из заветов святого Бенедикта – учение.
Мать Эвлалия отвела взгляд. Она догадывалась, чего ждет герцог в ответ на свое подношение. Только она была посвящена в то, кем на самом деле является Анна Майсгрейв, и именно ей сэр Ричард поручил наблюдать за каждым шагом этой благородной дамы. Поэтому, докладывая, она не раз была вынуждена нарушать тайну исповеди. Мать Эвлалия знала, что эта дивная книга на деле – те же иудины сребреники, за которые будет продана доверчивая душа. Ричард еще на первых порах дал понять матери-настоятельнице, чего ждет от нее и какие выгоды для всей обители сулит послушание его воле. Мать Эвлалия, требующая беспрекословного повиновения от своих сестер и паствы, в свою очередь, не смела перечить могущественному наместнику Севера и неизменно уступала ему.
– Я слушаю вас, матушка.
Ставший привычным вопрос, но мать Эвлалия, как обычно, заупрямилась:
– Вы принуждаете меня совершить неслыханный грех, милорд.
Ее гнусавый голос казался Ричарду вульгарным, а сама старая монахиня отвратительной. Однако он знал, что через минуту она так или иначе заговорит. Ему необходимо знать, что на душе у Анны, и, используя это, искать путь к ее сердцу. Впрочем, порой ему казалось, что он и без того достаточно изучил душу кузины. Она сама помогла ему своей искренностью и прямотой. Теперь она вовсе не была той непредсказуемой, строптивой девчонкой, которая когда-то обвела его вокруг пальца в Киркхеймском монастыре, нанеся нестерпимое оскорбление. Все возвращается на круги своя. Вновь он явился, чтобы увезти Анну из монастыря, но теперь все зависело только от него. Анна была почти ручной, послушной и доверчивой. Доверчивой? Пожалуй, это не так. В ней еще оставалось нечто, чего Ричард не понимал. И тем не менее он уже знал, как может влиять на нее. Анна, как и многие женщины, была склонна к состраданию, и это являлось слабым местом в броне фамильной гордости Невилей. Она была упряма, но и здесь Ричард нашел брешь. Анна становилась совершенно беспомощной, встретившись с обычной человеческой добротой. Тогда она делалась мягче шелка, и Ричард вскоре научился пользоваться этим рычагом. Анна была умна, и, убеждая ее, Глостер частенько обращался к доводам логики, но она оставалась женщиной, и поэтому герцог всегда подкреплял свои речи пылкими заверениями, заставляя Анну сердцем уступить там, где она сумела бы возразить ему рассудком. Он приручал ее, как дикого зверя, без спешки, шаг за шагом. Он был доброжелателен, мягок и настойчив. Он помнил, что прежде ее не испугали ни его угрозы, ни преследования, она никак не реагировала на его любовные речи, но всегда шла навстречу простой дружеской просьбе. «Ее легко мог бы обмануть каждый! Она уверена, что именно я отомстил за ее сына и мужа, разбив под Нейуортом шотландцев, сберег от взятия замок и тем сохранил ей дочь. Одно это уже располагает ее ко мне. Есть еще малышка Кэтрин Майсгрейв. Это также веский аргумент, так как девочка привязалась ко мне. Она может стать и той цепью, которой я прикую к себе Анну».
– Что вы сказали, матушка?
Настоятельница смиренно перебирала четки.