Тяжелая рука нежности - стр. 7

Я хмыкнул и снова сказал, что лучше не надо, у меня жим с груди 120 кг рабочий, да и опыт кое-какой есть. Предложил решить дело игрой, условились просто обняться с Робертом – и кто кого пережмет. Даже уступил ему более выгодный хват – внутренний, зная, что все равно это его не спасет.

Роберт с горящими глазами, подвывая, обхватил меня страстно и злобно, словно старый мусульманин юную невесту.

Мои коллеги-охранники быстро собрались в круг и стали нас подбадривать. Роберт пытался изо всех сил продавить меня жилистыми руками и, дабы придать себе жару, обозвал меня «толстым».

Зря.

Получи, раз ты такой глупый.

Я обхватил Роберта поверх его рук и сжал ребра со всей дури – сам напросился. Почувствовал, что руки его, как гибкие веточки, сложились в неестественном положении, а сам он несколько расширился – его ребра слабо пружинили, и я, поняв, что могу просто раздавить ему кости, выпустил пацана. Глупый, конечно, но коллега все-таки.

Вышибалы затихли, а Роберт начал медленно сползать на пол, как с ветки падающий лист. Глаза его вылезли из орбит, разом побледневшее лицо и правая рука конвульсивно подергивались.

«Ребра… ребра…» – хрипел он. Ребята начали хохотать, а Роберт, как рыба на песке, пытался хватануть воздух, но у него это не очень получалось.

Я наклонился и, сунув ему в открытый рот сигарету, принял поздравления.

Роберт психанул и, припадая на правую сторону, ушел.

Сам виноват.

А у меня стал болеть мизинец.

Оказалось, я, рассердившись, так сдавил этого дурака, что расплющил свой любимый перстень.

И это самое огорчительное в поучительной истории.

Ради самого себя я ничего не буду делать. Так устроен.

Лично мне много не нужно. Кусок хлеба с мясом на завтрак, обед и ужин, свобода перемещений и связи, одежда, которая мне удобна (а мне удобна практически любая не стесняющая движений), и пара пустяков в виде чашки кофе в кафе и зубной щетки.

Всё. Остальное мне просто без надобности. Мой образ жизни – своего рода конструкция, может, и не слишком изящная, но в то же время совершенная.

А вот когда я влюблен и мне есть о ком заботиться, тогда крылья за спиной растут, если надо – горы сверну.

Так было.

Сейчас отрезал практически все личные контакты с женщинами. Не знаю, устал как-то, надоело.

Собачку завести себе, что ли? Маленькую. Шпица или терьерчика. Три раза в день придется с ним гулять. Хочешь – не хочешь, о собаке надо заботиться, прививки ей делать. И хлеб с помидором она жрать не будет. Придешь домой, а собачка тебе радуется, тянется к тебе. На руки возьмешь, а она теплая, и ей хорошо, и тебе. Или так: исчезну вот опять дня на два, унесет меня нелегкая, потом приду домой, а там все засрано и собачка на меня с укоризной смотрит – довел, сука…

Лучше кошку заведу. Гулять с ней не надо, жрет мало: хрустящих камешков корма накидал ей в тарелку – на целый день хватит. Вот только характер у нее: есть настроение – подойдет приласкаться, нет настроения – зашипит или проигнорирует.

И ей по фигу, какое настроение у тебя. Если что, и когтистой лапой огреет. Ты ее шлеп по башке, а она тебе под утро в ботинки нассыт. Не люблю я этого…

Попугайчика заведу! Насыпал зернышек, газетку сменил, они ж гадят ненавязчиво и мимоходом – ну, уронил и уронил, подумаешь, большое дело. Раз в день выпустил его полетать по комнате, он и доволен. На пальце сидеть у меня будет. Я его говорить научу. Материться, например. Или там «Максим хороший!»… Но попугаи же орут по утрам! А я после ночной смены как раз спать буду. Поэтому первым делом попугай выучит слова «Заткнись, падла!» и «Чтоб ты сдох!». А однажды, после бессонной ночи, разбуженный его восторженными предрассветными криками, я ворвусь в клетку и, обваляв его в муке и яйце, брошу на сковородку и пойду готовить себе кофе к экзотическому завтраку…