Ты такой светлый - стр. 15

– Я уже позавтракал. Ты спал как младенец, я не стал тебя будить.

Еще не видя его лица, я сказал:

– Ага, я по утрам долго раскачиваюсь.

Его голова вынырнула из футболки. Стейнар небрежно поправил волосы, хохотнул и сказал:

– Пойду, пожалуй, прогуляюсь перед матчем, ведь еще есть время?

– Есть, – сказал я, – но почти все пока закрыто…

Стейнар развел руками и выдал одну из своих характерных сентенций, которые в устах других людей звучали бы фальшиво, а у него – искренне и ясно:

– Мир открыт, и я открыт.

Мне это понравилось. Похоже на то, как я себе представляю идеальный мир. Я воспринимаю жизнь примерно так же и мечтаю, чтобы все сложилось так же у моих парней и чтобы Финн почувствовал, что сказанное Стейнаром тем утром – ну, что мир открыт ему, а не слепит его карие глаза, – это правда.

Стейнар уже стоял в дверях в джемпере и ветровке. Наискось через плечо у него висела кожаная сумка цвета шампанского. В глазах здоровый блеск, в теле – здоровая упругость: радуется майскому дню в Лондоне.

– Пойду поем, – сказал я, – а по пути на стадион заверну в “Таверну Болейн”.

Стейнар засмеялся: – Болельщик что надо, серьезный подход к делу.

– Прикольный дух “Вест Хэма”, – сказал я, – игры против “Тоттенхэма” всегда ожесточенные. Так что учти на всякий случай: если продуем, вечером настроение у меня может быть отвратное.

– Постараюсь утешить тебя, мой мальчик, – усмехнулся он.

– Баркинг-Роуд, прямо возле стадиона, “Таверна Болейн”. Давай встретимся там в половине двенадцатого?

– Идеально, – сказал Стейнар, занося адрес в телефон, – идеально. “Таверна Болейн”, Баркинг-Роуд. Буду в полдвенадцатого, ни секундой позже. Жмите, “Молотки”!

Я захлопал в ладоши: – Молодец, запомнил.

– Половина двенадцатого, – сказал Стейнар, отворив дверь, – половина двенадцатого, а потом сокрушим “Тоттенхэм”.

Я наскоро принял душ, позавтракал, полистал лондонские газеты, почитал спортивные новости и пробежался в уме по тактическим схемам. Ну и, наверное, позвонил домой, Вибеке?

Не помню.

Меня сильно подмывало позвонить Финну, это я помню. Хотелось услышать от него, что все не так плохо, как я опасался, но так у нас не делается, не принято нарушать границу. Нет. Наверное, я позвонил Вибеке рассказать, что Стейнар ничего не смыслит в футболе, что встал он ни свет ни заря и уже ушел гулять по городу. Но, может, я это присочиняю, чтобы выставить себя более наблюдательным, чем есть на самом деле.

Нет. Погодите‐ка.

Домой я определенно не звонил.

Я послал сообщение Бьерну.

Точно. Я послал сообщение Бьерну, он же маялся в больнице в городе: “Без тебя Лондон нe Лондон. Иду в «Таверну». Врач, который поехал со мной, о «Молотках» ни черта не знает. Разделаем «Шпоры» под орех! Прикольщик Йорген”.

Тут в памяти всплыла ночная сцена.

Стейнар стоит между кроватями в гостиничном номере, с телефоном в руке.

Я эту мысль прогнал.

Ну не спалось ему, что такого.

Iwanna go home, I wanna go home, West Ham´s a shithole, I wanna go home[3].

Я перешел дорогу, свернул на Грин-стрит и там наткнулся на болельщиков “Тоттенхэма”. Пятнадцать-двадцать гордо печатавших шаг юнцов, большинство на вид как минимум лет на десять моложе меня. Они уже были пьяны от пива, от причастности к команде, от лондонского воздуха, от воодушевления, присущего дням матчей, от собственной славы чуть не самых безбашенных футбольных фанатов Британии.