Ты пахнешь как мечта - стр. 22
Другой вопрос: имею ли я право так волноваться о ней?
С одной стороны – да. Мы не чужие люди, даже несмотря на то, что не виделись долгих пять лет. Не могут быть чужими те, которые все родинки друг друга на телах наизусть знали. И я до сих пор помню каждую.
С другой стороны – не имею на это права. Аргумент тот же: мы не виделись целых пять лет. А еще у меня есть девушка, о которой я должен переживать, но… Мы поссорились, вообще-то. Ксюша затеяла истерику по поводу того, что я предложил Еське вызвать ГАИ и оформить все как нужно. Ее затаскали бы по инстанциям, забрали бы права, и, как она заявила, я не имел права предлагать такое, а должен был ее защищать. Возможно. Но только Ксюша виновата в том, что Есении сейчас плохо, у нее сотрясение, и она вполне может требовать справедливости. И тут уже вопрос не в том, что именно Еся была во второй машине в момент удара. Вопрос в том, что человеку плохо из-за ее халатности, и я банально не могу переступить через себя и поддержать ее в этом.
На этом фоне и поссорились. Мирослав тоже не встал на сторону сестры, которая привыкла к тому, что все всегда решают все за нее. Ну просто… Отношения – это здорово, но адекватность должна стоять на первом месте. И в этой ситуации я выбрал поддержать Есю, потому что, черт возьми, я так чувствую. А если завтра Ксюша собьет кого-то на пешеходном? Ей нужно понимать, что не все сходит с рук.
Есеня выглядит совершенно неважно. Уставшая, болезненная, под глазами темные круги, совсем бледные губы. Мир рассказал мне все. О больнице, о том, что Есю уволили, что она чуть не потеряла сознание. Я не мог остаться в стороне, я просто не мог! Выпросил у него номер, хотя самому казалось это дикостью. Стал звонить, а она не берет. Адрес тоже выпросил у Мирослава. Когда мы встречались, Есеня жила в другой квартире. Приехал, просто чтобы убедиться, что с ней все в порядке. А она не открывала, как назло, я реально почти вызвал МЧС, потому что выбить дверь не получилось – я пробовал, слишком прочная.
Но она вышла. Слишком грустная для той Еси, которую я знал всегда. Слишком бледная для той веселой улыбчивой девчонки, которой она была.
Я обнял ее, просто потому что камень с души свалился, когда увидел ее. Пусть не в лучшем состоянии, но живую!
А теперь стою на ее кухне, жду, пока закипит чайник, и думаю: а зачем приперся-то?
Для чего? Что скажу ей? Ну, приехал, испугался, разбудил бешеным стуком в дверь, а дальше-то что?
Веду себя, как осел какой-то…
Заливаю слишком хреново пахнущие пакетики кипятком и ставлю две чашки на стол, одну подвигая ближе к Есении. Мне странно. Ей странно еще больше, я вижу это. Несмотря на то что прошло пять лет, я до сих пор помню все ее привычки и проявления эмоций. И сейчас ее попытки спрятать волосы за уши и прокусить себе губы до крови говорят о сумасшедшей неловкости.
Как так вообще случается, что когда-то родные люди становятся друг другу практически незнакомцами? Я вот ничего не знаю о Есении. О настоящей Есении. Что у нее в голове, о чем она мечтает, чем живет, по ком грустит, что хочет получить на день рождения и верит ли в Деда Мороза, как в свои осознанные двадцать два. Я ровным счетом не знаю о ней ничего, кроме каких-то сухих фактов из прошлого. И мне отчаянно хочется исправить эту оплошность.