Ты не сбежишь - стр. 18
Вроде бы всё осталось позади, ничего страшного так и не случилось, но… Страх внутри щекочет, царапает. И я вдруг нащупываю, почему. Его последняя фраза, которую он сказал перед тем, как я выскочила из машины.
«До встречи, Синеглазка»
Вот, чего я боюсь. Что это не просто фраза, а конкретное обещание. И этот ненормальный не похож на того, кто разбрасывается пустыми словами.
И едва я тоже, наконец, проваливаюсь в сон, как квартиру снова разрезает резкий звук, на этот раз дверного звонка. Вскакиваем с Машей одновременно и испуганно смотрим друг на друга.
– Кого может принести в… – она смотрит на дисплей телефона, – в почти двенадцать ночи?
Выбираемся из постели и идём через гостиную в коридор, держась за руки. Понимаю, что пока мы не открыли двери, ничего страшного не случится. Мы дома, за надёжными дверями. Но страх всё равно сковывает, заставляя сердце колотиться быстрее. Я так с последними событиями точно перейду в разряд сердечников.
Машка нажимает на камеру домофона. В хорошо освещённом подъезде видно, что стоит женщина средних лет.
– Это консьержка, – шепчет Карташова и нажимает на спикер. – Лилия Ивановна, что случилось, что вы так поздно?
– Мария, – отвечает женщина. – Я и сама удивилась. Тут коробку в вашу квартиру курьер передал. Сказал срочно. А ещё сказал, что это для Валерии.
Мы замираем, переглядываясь. Чувствую, что меня начинает тошнить.
Едва не хватаю Машку за руку, когда она всё же открывает двери и забирает коробку у консьержки. Захлопывает дверь, закрывает замок и ставит в гостиной на журнальный столик.
Коробка красивая, в форме цилиндра. Нежно-бежевая, с розовой лентой вместо ручки. Обычно в таких сейчас стало модно дарить цветы. Но мы с Машей смотрим на неё так, будто там бомба с часовым механизмом.
– Здесь записка, – Маша тянет руку к листочку, прикреплённому сбоку, отрывает его и протягивает мне.
Это нелогично, но я мотаю головой, и тогда она читает сама.
«Принцесса, прости, если напугал. Позволь мне загладить вину. Принцессы же любят цветы?»
Машка улыбается, а у меня спина покрывается холодным потом. Откуда он знает, где живёт Карташова, и вообще, что я сейчас у неё?
– Ну смотри, не такой уж и придурок, раз извиняется, – говорит подруга. – Цветы прислал. Ну открывай уже!
Меня не покидает ощущение, что здесь что-то не то. Я помню его чёрный взгляд, помню то, что в нём плескалось в то время, как лицо было абсолютно спокойным и расслабленным.
Но всё же берусь за крышку. Сидит плотно, и я беру коробку в руки, чтобы было удобнее. Поддеваю крышку, она слетает, а я столбенею, а потом отшвыриваю коробку вместе с розами. Чёрными.
Чёртов псих прислал мне тринадцать чёрных роз.
Глава 8
Я ему не позволю. Не дам запугать меня. Чёрта с два тебе, долбаный ты псих!
Прикрываю глаза и сжимаю руки в кулаки, стоя у окна. Уже больше недели я живу в этом аду, сотканном из страха. Понимаю, что он делает. Манипулирует. Запугивает. Играет. Но какова цель? Поиметь меня? Думаю, это было бы слишком просто – физически. Он хочет поиметь меня ещё и морально. И, надо сказать, у него получается.
Я может и не бойкая палец-в-рот-не-клади, но и не дура. Хватит. Мне эти игры осточертели. Клуб, машина, розы… И вот вчера снова.
В мае я выпустилась не только из гимназии, но ещё закончила музыкальную школу – лучшую в городе и всём крае. Восемь лет отдала скрипке. И моя преподавательница очень любила меня за старательность и, как она утверждала, настоящий талант. Но, думаю, тут больше я брала всё же старательностью. Мы с ней всё лето поддерживали отношения, а с осени она пригласила меня работать в дуэте с пианистом. Надо сказать, подобное в школе особо не практикуется. Научили – отпустили с выпуском в жизнь, если ученик не связал свою профессию с музыкой. Но со мной Вера Степановна расстаться совсем не захотела.