Ты мне только пиши… - стр. 9
– Может быть, тебе кофе сварить? – спросил Стасик.
– Да нет, не стоит… – ответил Волков, не открывая глаз. – Я хочу попытаться уснуть.
– Тебя накрыть чем-нибудь?
– Не нужно, Стас… Жарко.
– Сигареты оставить?
– Оставь. Иди к себе, ложись, отдохни. Ты тоже перепсиховал, измучился…
– Может быть, нам действительно выбросить этот трюк, а?
– Не говори чепухи.
– Ты слышал, что директор сказал?
– Директор – глупый, трусливый администратор. Иди отдохни… Я позову тебя, партнерчик. Иди.
Часа через два Волкову стало совсем худо. Боль начиналась в руке и разливалась по всему телу. Волков задыхался. Его бросало то в жар, то в озноб. Мерещилась какая-то чертовщина, откуда ни возьмись возникла музыка – старые, пятнадцать – двадцать лет тому назад слышанные мелодии… Повязка врезалась в руку, и Волкову казалось, что если он снимет повязку, то сможет глубоко вздохнуть и ощущение удушья пройдет немедленно. Но снять бинты не было сил, и Волков лежал неподвижно. Изредка он открывал глаза, и тогда музыка исчезала. Какое-то время Волков пытался сосредоточить свой взгляд на большом цветастом термосе. Этот термос Волков уже несколько лет возил с собой, и в каждом городе, в каждом новом гостиничном номере или в каждой чужой комнате термос с фантастическими розовыми цветами и ярко-синими колибри был олицетворением дома. Это был самый реальный предмет волковского существования. Только он, нелепо раскрашенный, старый китайский термос, мог вернуть сейчас Волкова из забытья в реальную боль.
За окном, на маленьком заводике цементных плит, равномерно и глухо стучал насос. Может быть, насос, его точный ритм и не давали уснуть Волкову. Очень ровно стучал насос…
Волков оторвал взгляд от термоса и закрыл глаза. И тогда, слушая стук насоса, он услышал стук собственного сердца.
Сердце стучало в унисон насосу цементного завода. Сначала Волков лежал спокойно и с удивлением, отстранившим боль, слушал слитные звуки насоса и сердца. Их точное совпадение поражало. А потом в мозг стал вползать ужас: а вдруг насос остановится?! Насос цементного завода и сердце Волкова слились воедино, и теперь Волков лежал и молил Бога, чтобы кто-нибудь не выключил насос. Если там, за окном, сейчас выключат насос – здесь, в комнате, остановится сердце!..
Волков, беспомощный и неподвижный, лежал и ждал смерти.
А потом сердце стало стучать быстрее и выпало из четкого ритма заводского насоса. От учащенного сердцебиения Волков стал задыхаться и успокаиваться. Теперь пусть выключат насос!.. Волков сам по себе, насос сам по себе…
Так, задыхаясь, он задремал, и ему привиделся уличный бой, и его автомат мог стрелять одиночными, да и то заклинивал после каждого выстрела, сволочь…
– Стаси-и-ик! – закричал Волков.
– Я здесь, Дима… Я здесь… Вот я… – Стасик одной рукой приподнял голову Волкова, а другой вытер слезы и пот с его лица.
– Стасик… Ты здесь?..
Воспаленными глазами Волков посмотрел на Стасика и слабо проговорил:
– Ты прости меня… Мне все какая-то дрянь чудится…
– Дима, – осторожно сказал Стасик, – Дима, ты очень горячий.
– Я тебя разбудил? – Волков уже пришел в себя.
– Нет. Я читал. Дима, ты такой горячий!..
– Давай бинты снимем.
– Что ты! Что ты!
– Давай снимем, Стасик… Посмотри, как врезались.
Из-под белых бинтов выползла багровой опухолью кисть руки Волкова.