Ты меня (не) купишь - стр. 10

Мне должно быть стыдно, что разглядываю его. Дома муж ждет, который фактически живет в тренажерке. Мне прекрасно знакомы все бицепсы и трицепсы. Каждый угол шикарного мужского тела наизусть знаю. А все равно на Чеховского во все глаза таращусь.

— Надеюсь, я не ошибся кабинетом, — скалится он, обнажая белоснежные зубы. Берет у стены стул, ставит его по другую сторону стола, садится и начинает медленно стягивать кожаные перчатки. — Холодно сегодня. Дождь.

Я бросаю взгляд на окно. Утром было солнечно. Я даже не подумала плащ прихватить.

— Роман Алексеевич, — представляется он, через стол протянув мне руку и заставив вздрогнуть. — Чеховской. Дядя Артура Логинова.

Смотрю в его пронзительные, замораживающие на месте серо-голубые глаза и сглатываю. Он будто насмехается надо мной, наслаждается моим смятением.

— Дарья Николаевна, — выдавливаю я, вложив свои пальцы в его широкую горячую ладонь.

— У вас очень красивые пальцы. Тонкие, изящные. Ими бы на пианино играть, — замечает он, и я облегченно выдыхаю — не узнал. Слава небесам!

— Я играю, — зачем-то отвечаю, но вовремя спохватываюсь, выдергиваю руку из его захвата и распрямляю плечи. — Я очень рада, что вы нашли свободную минутку, Роман Алексеевич…

— Оставьте формальности. Можно просто — Роман.

Я коротко откашливаюсь, смаргиваю это позволение и продолжаю:

— Меня очень тревожит неуравновешенность Артура…

Чеховской шире разводит полы пальто, расстегивает пуговицу пиджака и ослабляет галстук. Я замолкаю, завороженно наблюдаю за его привычными, даже ленивыми движениями, замечаю показавшуюся над воротником татуировку огненного пламени. Сразу представляю, как она спускается вниз, опоясывает его руку, ползет по груди или спине. У него наверняка красивое тело. Не бойцовское, как у Степана. Тот-то у меня совсем зверь. Скорее — сексуальное, аппетитное. Такое, что у любой женщины коленки подгибаются, глядя на кубики на его животе.

Мои пальцы тянутся к шее. Касаюсь платка там, где он скрывает мою татуировку, и опускаю взгляд. Подловил все-таки, что я замешкалась.

— Он уравновешенный, — отвечает Чеховской, не потеряв суть разговора. А мне приходится лихорадочно вспоминать, на чем я остановилась.

— Я понимаю, вам неприятно слышать такое о своем подопечном, — проговариваю я, ощущая жуткое першение в пересохшем горле. — Для каждого родителя его ребенок — лучший. Я не первый год преподаю…

— Не сомневаюсь, — улыбается он уголком рта, чуть сощурившись. — Какие конкретно у вас предложения?

— С ним мог бы поработать школьный психолог.

— То есть вы узнали, что моя сестра находится в психушке, и сделали выводы, что племянник тоже имеет расстройства? — Чеховской издевательски изгибает бровь.

— Нет! Что вы?..

Я опять избегаю его прямого взгляда. Он мне в душу заглядывает. Аж мурашки по спине бегут. Не могу так разговаривать, надо воды выпить.

— Простите, может, воды?

— Ничего крепче в школе по-прежнему нельзя? — снова улыбается он.

Я игнорирую эту шутку, потянувшись к кулеру. Пока держу наполняющийся стаканчик, Чеховской бесцеремонно подается вперед, двумя пальцами подцепляет уголок моего платка и легким движением развязывает слабый узелок.

Я подскакиваю, выронив стаканчик и расплескав воду, а Чеховской откидывается на спинку стула, подносит мой платок к своему носу, вдыхает таящийся в нем запах моей кожи и духов и, похотливо облизнувшись, мурчит: