Размер шрифта
-
+

Ты для меня одна - стр. 13

Сдавленный женский крик, или мне послышалось? Сажусь и оглядываюсь по сторонам.

– Заткни ты ей рот! – другой женский голос, уже точно не слуховая галлюцинация.

Подрываюсь с места и тихо ступаю среди деревьев. Они становятся реже. Виднеется широкая просека. На плоском камне лежит связанная обнажённая девушка с чёрными потёками туши на лице. Рот залеплен скотчем, глаза закрыты, щека в крови. Вокруг девушки толпятся человек десять в чёрных длинных плащах с капюшонами. Под ними рубашки с белыми манишками. Лиц не видно. Не разберёшь, бабы или мужики. Но тут уже и думать нечего. Секта! Один из адептов наскальных ритуалов опускается перед девушкой на колени, держа в одной руке чашу, в другой – длинный кинжал. Таким я разделываю дома рыбу на филе для засолки. Похоже, небо послало мне дивную заварушку, чтобы встряхнуться.

– А не слишком ли рано для мессы? – выхожу на поляну, разминая кисти рук.

Сектанты поворачиваются, как по команде, и их предводитель с ножом и чашей поднимается с колен. Гвардия кровожадных пингвинов ни дать ни взять.

– Обряд осквернён! – ближе всех ко мне стоит женщина.

– Какой хорошенький! – раздаётся звонкий женский голос из-под соседнего чехла.

– Всё, я спеклась! Жара невозможная! – одна из фигур откидывает капюшон, и остальные следуют её примеру.

Передо мной стоят девы, одна краше другой. Драка точно отменяется, но на смазливые мордашки я уже давно не падок.

– Что за туса? – прищуриваю глаза и пытаюсь припомнить секты последних лет. Расплодилось их, как плесени на забытых в кастрюле макаронах.

– Наша сестра отдалась мужчине и забеременела.

– Это позор для ордена, – щебечут девы наперебой.

– Мы не прощаем предательства.

– Мужчины – вселенское зло.

– Да, корень зла.

– В уставе ордена так и прописано!

– Ордена монахинь-кармелиток? – усмехаюсь и подхожу к деве с кинжалом. – В дурдоме амнистия была?

Она смотрит на меня из-под длинных ресниц русалочьими зелёными глазами. Губы девы дрожат. Едва успеваю перехватить взметнувшуюся вверх тонкую руку. Завернув её назад, вынуждаю выпустить нож. В следующую секунду тупая боль в затылке погружает меня в темноту.

***

Руслан

Скрежет металла вырывает меня из сна. Холодно, темно, голова – как колокол. Лежу раздетый на бетонном полу, завернувшись в простыню или холст. Полоска света проникает в странное помещение, выхватывая угол с металлическим унитазом. Включается свет. Голубой, как в морге, режет по глазам. Сажусь и прикрываю их ладонью. Я в тюряге? Нормально за колечком с цветочками скатался.

– Проходите, Фрол Матвеевич! Вот он, – в камеру вкатывается спиной вперёд мужчина-шар в полицейской форме. – Ваш или нет?

Следом входит Фрол и бросается ко мне:

– Рус, цел? – он садится на корточки и хватает меня за плечи.

Оглядываю себя. На мне нет ничего, кроме чёрного плаща.

– Твою ж мать! – не знаю, куда от стыда прятать глаза. – Лучше б меня пристрелили!

Давно не влетал как кур в ощип.

– Да, это Руслан Молодцов. Я забираю его, – бросает через плечо Фрол.

– Обвинения достаточно серьёзные. Без психиатрической экспертизы не обойтись, – разводит руками полицейский. – Тем более новости попали в сеть…

– Я ручаюсь за этого парня, как за самого себя, – выпрямляется Фрол, – и готов внести за него залог.

– Ваша репутация и имя творят чудеса, – тут же заводит новую песнь полицейский. – Сумму ведь вам озвучили?

Страница 13