Твоя жестокая любовь - стр. 21

– Всего лишь поцелуй, – прошептал нагло, облапив меня, наседая и ломая мое сопротивление сырой мужской силой, против которой мне не выстоять.

Черт, мне неприятно, страшно даже, и страх этот иного рода, чем перед Владом. Сейчас страх животный, мешающий думать, не позволяющий закричать во все горло. Я могу лишь пищать, упираясь ладонями в плечи Кира, вцепляясь пальцами и ногтями в ткань его футболки…

– Пусти! Слышишь, кто-то пришел? – обманула я Кирилла, и он отпустил меня.

Но звонок в дверь и правда раздался к моему облегчению – я согласна даже на продавцов пылесосов по три тысячи долларов, которые шастают, и обманывают наивных пенсионеров. На миссионеров, на наглых бомжей, что просят иногда мелочь, на кого угодно, лишь бы не оставаться с Киром наедине.

– Влад? – пригляделась к приглушенному свету за дверью, и застыла растерянно.

– Пустишь?

– В-входи, – одернула топ, и раскрыла перед ним дверь.

А у самой горько-ироничная мысль в голове крутится заезженной пластинкой: не дом, а проходной двор какой-то. То никому не нужна была, то всем вдруг понадобилась, и все в гости напрашиваются.

Я почти популярна, впору гордиться, и записываться на конкурс красоты. Буду потом те самые пылесосы рекламировать в торговых центрах.

– А это еще что? Мальчик, пошел на хрен отсюда, – услышала Влада, и поспешила обратно на кухню – Боже, хоть бы не сцепились, и не перебили мамину посуду.

– Вера, кто это?

– Тебе повторить: свали нахер!

– Кирилл, – торопливо вклиниваюсь между ними, – это Влад. А тебе лучше уйти, прости.

– Ааа, брат, тогда понятно. До завтра, – Кир потянулся ко мне, поцеловал в щеку, которая загорелась, как от пощечины – таким взглядом ожег меня Влад.

И через несколько мгновений мы остались наедине.

– Зачем ты пришел?

– А ты неплохо проводишь время, да, Вера? Веселишься по полной… сестренка?

И зачем я спросила, какого черта он приперся – итак ясно, что изводить.

По-другому Влад не умеет.

***

ВЛАД

Дрянной, ненавистный город с бельмами-фонарями, который через один разбиты, с бесконечными вывесками пивных, зазывно привлекающими местных и тех, кому не посчастливилось здесь оказаться.

От работы мозг кипит, и чтобы отвлечься, чтобы расслабиться, и заснуть обычный трах не поможет – нужно нечто иное. Не алкоголь, не перепихон, а драка. Бой, чтобы в кровь, в мясо, до рассекаемой кожи, до самих костей. Своя боль, и чужая, бальзамом проливающаяся на мою, и успокаивающая.

Боль-успокоение.

Охренеть, да я философ!

– Парень, есть закурить?

– Нет.

– А если найду? – услышал привычный вопрос как из анекдота, как из бородатой шутки из девяностых.

Слабо замахнулся, и также слабо ударил торчка – тупо чтобы угомонился. Пусть приляжет, и отдохнет. Не он мне нужен. Где-то здесь был теневой клуб – единственная отдушина для таких, как я. Где можно отдаться бою, выбить из других, и из себя скопившуюся черную ярость.

Но ноги несут меня не к бойцовскому клубу, а к дому, в котором вырос – к пятиэтажке за сетчатым забором, у которого местные старушки выращивают цветы в клумбах-покрышках. Как в бреду поднимаюсь выше, и выше, пока не останавливаюсь у знакомой квартиры, и сам не понимаю, как нажимаю на дребезжащий звонок, а из квартиры слышится не просто звон, а мелодия.

К Элизе, кажется.

Не секу в классике, но вроде, она.