Твоя по ошибке. Расплата - стр. 18
Выплыв из воспоминания, удерживая, Мишель одной рукой, вооружилась сменным памперсом, присыпкой и большим, мягким полотенцем, отправилась в ванную комнату.
Горячие, сильные руки скользят вверх по бёдрам, влажные губы поднимаются по моей шее, скользят по подбородку, переходя на губы. Нежно, заботливо, в следующее секунду обрушивается тайфуном, жадно и грубо, до сладкой боли, до привкуса металла во рту. Так умеет только он.
Тонкие пальцы с красным маникюром скользят по его крепким плечам, оставляя после себя следы от ногтей. Льну всем телом к твёрдой, широкой груди, греюсь его теплом, задыхаюсь, мне мало, мало его ласк, хочу больше, хочу тонуть в нём, захлёбываясь его натиском.
Широкой ладонью скользит по моей обнажённой спине, сжимая кожу между лопаток, сильно врезая пальцы. Останутся синяки, но мне плевать, они появятся позже, он же мне нужен здесь, сейчас. Если он отпустит, я умру. Пальцы обхватывают шею сзади, крепко фиксируют, не выбраться, да я и не собираюсь. Отстраняется, прерывая поцелуй. Стон разочарования.
Тёмная зелень его глаз поглощает, отключает разум, и я уже не хозяйка своему мыслям и телу. Его губ касается улыбка, мягкая, искренняя, живая.
– Ярааа, – тянет шёпотом моё имя, – ты моя, запомни это, – опалил горячим дыханием мои губы.
– Твоя, – шепчу в ответ, – твоя, – тянусь к его губам.
Неожиданно мир вокруг нас идёт рябью, Ян хмурится, его взгляд из нежного превращается в строгий, он отдёргивает от меня свои руки, словно я заразная. Его губы кривятся, он брезгливо обводит меня взглядом, крепко сжимает свои зубы, его желваки дёргаются. Тянусь к нему рукой, но дотронуться не успеваю.
– ….. девушка, девушкааа, – между нами вторгается чужой голос, – просыпайтесь, – продолжает вещать.
Открываю глаза, и натыкаюсь взглядом на девушку, что склоняется надо мной, с приветливой улыбкой на губах.
– Пристегнитесь пожалуйста, и проверьте ремни на люльке, наш самолёт через несколько минут начнёт совершать посадку, – оповещает стюардесса, и уходит к другому пассажиру.
Прикрываю глаза, делаю пару глубоких вдохов и выдохов, стараясь унять бьющееся об рёбра сердце. Руки и ноги трясутся, лицо горит, во рту пересохло.
– Ярослава успокойся, – шепчу губами сама себе, – это просто сон, очередной сон с его участием, не более.
Сажусь ровно, проверяю ремень на люльке Мишель, моя малышка спит весь полёт, она моё чудо, она моё всё. Смотрю на пухлые щёчки, маленькие губки бантиком, длинные пушистые ресницы, светлые бровки, наклоняю голову вниз к люльке, губами прикасаюсь к маленьким пальчикам дочки, тянусь рукой к ремню, пристёгиваюсь.
В зале аэропорта мы оказываемся минут через двадцать, может меньше, может больше, за временем совершенно не слежу. В одной руке люлька с уже проснувшейся Мишель, во второй ручка чемодана. Медленно обвожу взглядом зал, и улыбаюсь, увидев спешившего к нам отца. Мужчина улыбается, его глаза блестят, он безумно рад нас видеть, так же, как и я его. Соскучилась. Мы не виделись три месяца. Он приезжал, когда я родила Мишель.
– Ярослава, – говорит папа, подходит к нам и обнимает меня, целует в щеку.
– Привет пап, – целую его в ответ.
Отец отстраняется, забирает люльку у меня из рук, ныряет в неё носом.
– Привет мой белый медвежонок, – щебечет он внучке, – как же я по тебе соскучился, радость моя, – продолжает сюсюкаться.