Твоя капля крови - стр. 13
Парк был большим, мокрым, мрачным. Здесь, в окрестностях Цесареграда, дождь размывал сезоны, туман разъедал – и не поймешь, лето или зима на дворе, все одинаково серое. Они ехали медленно, говоря о пустяках; потом Лотарь стал расспрашивать о семье Стефана, о доме. А потом – как с места в карьер:
– Я бы так хотел все изменить, Стефан. Не только мое положение, хоть оно и жалко. Я хочу изменить жизнь моей страны. Матушка желает, чтоб мы наводили страх на соседей, но мы же и сами себя боимся…
Он прижал воротник у тощего горла.
– Иногда я гляжу на то, как она обращается с людьми, и мне страшно, Белта, мне страшно… И ведь это не ее вина, это абсолютная власть отравляет каждого, кто поднимается на трон. Они не понимают, что это не будет длиться вечно. Вы знаете, что такое свобода, – вот вы и восстали. Наш народ свободы уже не помнит, но когда ему надоест терпеть… Это будет страшнее любого бунта.
– Что же вы хотели бы изменить, ваше высочество? – осторожно спросил Стефан.
– Первое, что я желал бы сделать, – ограничить власть цесаря над страной.
– Вашу собственную власть? – не поверил Стефан.
Лотарь зябко повел плечами.
– Мою в первую очередь. Я не хочу стать похожим на матушку… и на покойного отца. Насмотрелся, благодарим покорно.
Князь Белта ушам своим не верил. Или наследник решил таким образом его проверить – явно по наущению матери, иначе с чего бы ей разрешать сыну прогулку с «новым другом»? Но что тут проверять, кто может не понимать воззрений бывшего порученца Яворского? Да они не станут яснее, даже подведи он пушку к дворцовым воротам, распевая «Не погаснет свет на Белой Горе». Или же… цесарина вырастила у себя под боком тихого ясноглазого революционера. И тогда неудивительно, что Лотарь ищет дружбы с белогорским заложником – он, наверное, единственный при дворе точно не доложит матушке…
– Значит, когда вы придете к власти, нас ждут большие реформы, ваше высочество?
Тот хихикнул, и у Стефана снова возникло ощущение, будто он чего-то не знает.
– Мне нравится это «когда» в ваших устах, князь.
Да ведь он всерьез уверен, что мать не пустит его на трон, заморит раньше…
Кого ты жалеешь, Стефко, опомнись.
– Я бы хотел, – Лотарь теперь глядел в горизонт, будто сама мечта давала ему сил смотреть прямо, – я бы хотел реформ… в том числе и в делах вашей страны, князь. И Белогория, и Эйреанна, и Саравия вполне могут существовать на условиях домашнего правления – под нашим протекторатом. Нет нужды выбирать такой… разрушительный образ властвования.
При словах «домашнее правление» и «протекторат» князь Белта навострил уши и едва не сделал стойку наподобие охотничьего пса. Брось, сказал он себе, это всего лишь юношеские мечты, и потом, мальчишка и впрямь может не дожить до трона…
Но если есть хоть малейший шанс, что Лотарь, надев корону, решит воплотить мечты в жизнь – значит, надо, чтоб он ее надел.
– Расскажите о восстании, – ни с того ни с сего попросил Лотарь.
– Полно, уместно ли нам говорить на эту тему?
Но в конце концов под жадным взглядом наследника он рассказал и о восстании, и о многом другом – сперва тщательно подбирая слова, потом – менее тщательно.
Неделю спустя после той прогулки цесарина уехала с высоким визитом, а сына с собой не взяла. Это было благословенное время; в отсутствие матери за наследником не так следили, и им случалось просидеть за разговорами за полночь.