Твоя девчонка больше не придет - стр. 13
Медленно сглатываю подступивший к горлу ком.
- Нет, не видела.
Закрываю окно и, кивнув девице, давлю на газ. Медленно проезжаю по узкой дороге. Паркуюсь у кромки леса и начинаю биться в истерике.
Теперь уже она не кажется мне такой твариной.
Теперь тварью себя ощущаю я.
Моль. Тебя ищут.
Нужный к слову сказать дом я тоже нахожу. И если во дворе соседнего дома, как я и предполагала хаос и запустение, валяются окурки и бутылки из-под спиртного, воняет чем-то жареным и кислым, то в ограде этого дома более-менее чисто. В палисаднике под окнами даже растут цветы – желтые и красные тюльпаны, бархатцы и маргаритки.
Я выхожу из машины и заглядываю через штакетник, жадно рассматривая всё вокруг, и только собираюсь свалить восвояси, как меня окликают.
- День добрый. Вы волонтер?
Я оборачиваюсь.
Хлипкая старушка, лет восьмидесяти стоит напротив, опираясь на клюку. Смотрит не по возрасту ясными глазами и в них словно надежда.
- Эм…аа, да.
- Не нашли? Есть новости?
- Оксану? – соображаю туго, но понимаю о ком речь.
- Внучка моя, - сокрушается бабуля и распахивает передо мной калитку. – Заходите на чай, девушка. Устали, наверное? Сутки уже по лесу поисковики рыщут, вот только и следа от нее нет.
Я торможу. А потом словно заведенная бесами кукла послушно иду к дому. Захожу в темные сени, осматриваюсь. Старые куртки на вешалках, коричневый шкаф, табуретки, фляга с водой. Дальше, в дом. Небольшая кухня с печкой, стол у окна. На столе тарелка с пирожками, чуть накрытая салфеткой.
- Сейчас чайник поставлю, - говорит старушка. – С капустой то ешь?
- Ем, - говорю зачем-то и сажусь за стол. Ненавижу капусту, даже запах её не переношу, но сейчас это абсолютно не важно.
Внутри пляшут мои демоны, стаптывая мою душу в тлен.
Мне не надо даже задавать интересующие меня вопросы. Она сама начинает говорить:
- Ушла еще третьего числа из дому.
- Как третьего? – подбираюсь я. Сейчас двадцатое июня. В плену у меня она три дня.
- Да так, говорит я прогуляться. И ведь даже не в город, что ей там делать, каникулы! А гуляла она всегда по одной тропе – вдоль кромки до озера. Ушла и не вернулась. Вот уже третью неделю ни слуху, ни духу. Водолазы озеро вдоль и поперек прошли, нет там ее, слава богу.
Бабушка села, придвинула ко мне кружку с чаем и… заплакала.
- Одна она у меня. Горе луковое.
- А родители ее где? – дрожащей рукой беру пирожок. Он пахнет на удивление вкусно. Или мне сейчас от стресса так кажется, но я кусаю. Бросаю взгляд на антресоль за ее спиной, там на полках старые фотографии. Чуть левее холодильник, а на нем фотка-магнит с которой на меня смотрит моя пленница.
Она улыбается там и кажется счастливой. Чуть полнее чем сейчас, такая, нормальная. На волосах локоны, на губах помада. Держит красный диплом и на лиловом платье её лента выпускника.
- Так нет никого. Мать нагуляла, да бросила, когда восемь лет было, ее родительских прав лишили сначала, а потом…ой, да что воспоминать.
- А отец?
- А отец…не было того отца никогда. Одна я ее растила. Тяжело было, но мы справлялись.
- А мать что пила?
- И пила и гуляла, бросала, не кормила. На цепь даже сажала, как собачонку какую-то. Жаль я далеко жила, не думала тогда что все так плохо. А как приехала, так и ужаснулась. Ребенок худой, измученный и куда только школа смотрела! Ведь год проучилась и они даже внимание не обратили!