, что же удивительного, если истинный Подвигоположник (άλοήτης) Христос для состязающихся на вышнем поприще (την άνω νύσσαν ΰέουσι) удлинит время, как это обыкновенно и делается? Мне, неразумному, кажется, это будет с той целью, чтобы испытать готовность стремящихся и усилить или, правильнее, наказать безумие преследующих.
Это тебе, блаженный, от меня в ответ на повеление [писать]; для меня же было бы достаточно святых твоих молитв, пусть даже я и не получаю от тебя писем.
159. К игумену Макарию <87>[735]
Я рад письменно беседовать со всяким благочестивым, тем более с таким и столь великим отцом, уделяющим мне (281) так много любви, молитва которого для меня так же желанна, как дождь для поля. Действительно, преподобнейший мой, я всегда ввиду
своей неустроенности и доступности нападениям имею нужду в твоих молитвах, чтобы пережить и невидимое гонение, и видимое. Каково оно, ты видишь: волнения, пытки[736], [которые] если и не сопровождаются явными кровопролитиями, то лишь из зависти, чтобы страдальцы не оказались мучениками, хотя Бог судит о делах не по их[737] мнению, а по голосу правды. Ведь последовательные притеснения и гонения и в самом деле приводят к пролитию крови. Когда, по Писанию, терпят голод, жажду, изгнания и заключения, закованы по ногам и рассажены по одному, подвергаются лишению имущества и преследованиям, живут в ненаселенных местностях, горах и вертепах (ср. Евр. 11:38), не говоря уже о пролитии крови при бичеваниях, – разве это не мученические подвиги? Сколь многие сподобились венцов! Подними очи ума, блаженнейший, и посмотри на всё и на отдаленнейшее, и из собственного подвига удостоверишься в истинности [моих слов].Но постоянно побеждай, прелюбезный, каковы бы ни были наступающие и будущие события, чтобы ты стал главою монашеского чина и вся Христова Церковь признала в тебе венценосца за исповедничество, а мы, нижайшие, получили почетное украшение.
160. К другу от друга <88>[738]
Вполне своевременно написать тебе и вспомнить о твоей прекрасной любви, и это не дар, но долг – не только за снисходительность, с которой ты относишься к нам (услышав о ней, кто не подивится исполнению известной заповеди: если кто положит душу свою за друзей своих (Ин. 15:13)), но и за доброе твое обращение. Как миру (τώ μύρω) свойственно благоухание, так и твоей честности – милость и любезность. И это не пустое слово. Ибо кто, увидев тебя, не возрадовался? Кто, (282) узнав тебя, не был поражен дружбой? Я узнал, что ты одним лишь слухом о себе привлек некоего так, что он пожелал породниться с тобою, и, что еще более удивительно, он объявил тебя зятем (επιγαμβρεύσασΰαι), когда ты, говорят, нагим вошел в баню,
и не потребовал ничего иного по причине того, что выбравший был богат. И справедливо. Ведь облеченный в добродетель богаче всех, как, по рассказам, сказал это и Одиссей, спасшись нагим после кораблекрушения[739]. Как видишь, я не ошибся в отношении [твоего] будущего (εν τοΐς ανόπιν). Впрочем, узнав, что ты возведен на должность комита (κομ/ητάτου), я не сильно обрадовался, ибо для твоего благочестия и разносторонности (αμφοτεροδεξιώσει) быть турмархом[740] (τουρμαρχάτον) – небольшая честь. А тому, что ты уезжаешь далеко, я опечалился. Впрочем, на крыльях письма можно перелетать и входить во взаимное общение.