Твое имя - стр. 41
«Нет. Это же Бьярн. Он не сделает мне ничего плохого…»
Мара встала и сделала шаг к двери. Лицо Бьярна исказилось, будто он получил пощечину. Только сейчас он увидел, что сделал с ложкой, и со звоном кинул ее в чашку.
— Мара!
Едва ли он хотел кричать, но его сильный голос даже от малейшего повышения тона превращался в колокольный набат.
Мара прижалась к стене, закрываясь руками, не вполне осознавая, что делает, и думая только о том, что на столе рядом с хлебом лежит нож. Кухонный нож. Он не слишком острый, но ничего, пойдет и такой.
По лицу Бьярна одно за другим скользнули непонимание, обида и раскаяние.
— Мара, ну что ты… Это же я… Это я, птаха…
Он протянул к ней руки, как показывают открытые ладони диким животным, убеждая, что не причинят им вреда. Мара прерывисто дышала, следя за ним испуганными глазами.
— Пожалуйста, Бьярн, не подходи, — сказала она, пытаясь сохранять остатки хладнокровия, но голос ее подводил.
Он застыл словно на невидимой границе, разделяющей их, — не подходил ближе, но и не отступал.
— Мара, девочка… Не знаю, что с тобой случилось и кого ты сейчас видишь, но это я. Разве я когда-нибудь тебя подводил?
Мара качнула головой: «Нет».
— Я не хотел тебя пугать.
Он проследил за ее взглядом, который Мара то и дело кидала на злополучную ложку.
— Я никогда не сделаю тебе больно. Веришь мне?
Мара кивнула: «Да».
— Я только хотел сказать тебе, что не уйду и не брошу тебя. Вместе придумаем что-нибудь. Да хоть в обоз наймемся. Я просто удивился, что ты вот так просто хотела меня вышвырнуть…
— Я не… — голос Мары сорвался, пришлось начать сначала. — Не вышвырнуть. Освободить.
— Ладно. Ладно, птаха. Я ошибся. И ты ошиблась. Все хорошо.
Мара почувствовала, как ее отпускает. И тут же ослабли ноги, так что она сползла по стене и села на пол. Чего она так испугалась? Это же Бьярн. Тот, кто заштопал ее рану. Поделился частью жизненной силы. Тащил ее на руках… Теперь ее трясло от чувства вины и собственной глупости.
Бьярн опустился рядом на колени. Мара увидела, что он протягивает ей свою чашку со взваром. Она допила. Он сел, облокотившись о стену. Мара, стараясь показать, что действительно ему доверяет, что все случившееся сейчас — недоразумение и просто какое-то наваждение, пересилила себя и положила руку ему на сгиб локтя. А потом и голову на плечо. Он ее напарник. Надежный и верный. Не страшно ведь, если два напарника просто посидят рядом…
Бьярн накрыл ее ладонь своей пятерней.
Поцеловал волосы.
Поцеловал застывшие, превратившиеся мгновенно в камень, губы. Он не чувствовал, как Мара под его поцелуями превращается в ледышку. Она оцепенела и даже не дышала.
— Мара… Как ты не видишь… Я люблю тебя, птаха моя…
Отстранился, пытаясь поймать ее взгляд, и наткнулся на дикий ужас в потемневших глазах.
— Отпусти... — произнесла она одними губами.
Бьярн поднялся и ее тоже поднял на ноги. В его глазах горело отчаяние.
— Отпустил. Не держу.
Мара сделала два шага назад, ближе к столу и ножу на доске.
— Любишь, — повторила она. — Любишь меня.
И вдруг начала хохотать так неистово и жутко, что Бьярн вскинул голову, будто его ударили, и ушел, тихо притворив за собой дверь.
Он ушел, а Мара все никак не могла перестать смеяться, сама понимая, что с ней творится что-то неладное.
Но ведь это правда смешно. Что тут можно любить? Стриженые волосы? Обветренные губы? Обломанные ногти? Тело, изуродованное шрамами. Он сам столько раз ее штопал — все видел. Так к чему эта глупая шутка?