Твое имя - стр. 21
Когда сумерки заполнили зал, Бьярн, до этого сидевший неподвижно, достал из мешка пузырь из тончайшей кожи, наполненный серой крошкой, и сжал его в ладони. Каждая песчинка внутри пузыря тут же зажглась зеленоватым мерцающим огнем, так что сам пузырь превратился в светильник, озаряющий стены комнаты мертвенным светом.
— Ох, не люблю я эти «Русалочьи огни», — вслух выразила Мара то, что, судя по выражению лица напарника, тот подумал, но не сказал. — И так жутко…
Но по-настоящему жутко, хоть Мара не призналась бы в этом даже себе самой, ей стало в следующий миг, когда она ясно и четко расслышала топот легких, маленьких ножек. Непонятно только, откуда он раздавался — снизу или сверху. Казалось, он идет отовсюду. И тут же всполохи темной энергии заполнили пространство.
— Здесь есть что-то, — сказала она. — Не живое.
Бьярн тоже услышал топот. Оба вскочили на ноги.
— Что мы упустили? — прошептала Мара.
Этот вопрос не требовал ответа — Бьярн знал, что она рассуждает вслух, и не мешал.
— Давай на чердак!
Они одновременно подумали об этом: если что-то или кто-то прячется в доме, то таким местом может быть только чердак. Жаль, что они не осмотрели как следует сундуки, когда была такая возможность.
Четыре огромных тяжелых сундука стояли впритык друг к другу, занимая почти все пространство под крышей. Мара откинула крышку ближайшего к ним и принялась вытаскивать тряпки — какие-то старые платья, пахнущие плесенью, шерстяные кофты, побитые молью. Они так слежались за это время, что приходилось их буквально отдирать друг от друга. Драгоценное время уходило.
Бьярн решил проблему радикально: аккуратно отстранил Мару и, взявшись за нижние углы сундука, просто перевернул его, вытряхнув ворох вещей. Обычные старушечьи вещи, ничего больше.
Когда Бьярн шагнул к следующему сундуку и на чердаке на секунду установилась тишина, они вновь услышали дробный, быстрый топоток. Мара закрыла глаза, пытаясь уловить направление, откуда исходят волны темной энергии, но чувства обманывали ее, пытаясь сказать, что отовсюду: снизу, сверху, со всех сторон. Это было невозможно. Она тряхнула головой: ладно, разберемся!
В следующем сундуке не обнаружилось ничего нового. И в следующем. Бьярн переворачивал их, и они вдвоем раскидывали вещи, перетрясали их, боясь упустить что-то важное. И, если бы не воистину медвежья сила Бьярна, несомненно, не успели бы докопаться до содержимого последнего сундука. Сверху тоже лежали вещи, а вот под ними обнаружились книги и ворох исписанных от руки листов со странными знаками и рисунками.
— Посвети! — Мара подняла ближайшие к ней листы, разгладила, поднося к «русалочьему огню», который Бьярн поднял повыше, и тут же, не сдержавшись, выругалась: — Проклятье! Проклятье!
На пожелтевших листах были изображены тщедушные тельца с непомерно большими головами, с тонкими конечностями и зажмуренными глазами.
— Это кто? Дети? — даже в голосе Бьярна сквозил ужас и отвращение. — Мертвые дети?
— Нет… — Мара качнула головой, хотя, признаться, это было первое, что ей самой пришло в голову, но секундой позже она поняла. — Это гомункулы. Кто-то выращивал в доме гомункулов. Понятно кто — бабка. Она умерла, и твари вышли из-под контроля.
В нависшей тишине вновь послышался шум легких шагов. Бьярн обвел светильником пространство, пытаясь увидеть хоть одно из этих созданий. Нет, чердак пока был пуст.