Тверской Баскак - стр. 9
Сверкая начищенным железом, наш караван словно гибкая блестящая игла прошивает бурлящую рыночную толпу и дальше уже ползет вверх по извивающейся дороге к белой воротной башне Верхнего города. При ближайшем рассмотрении кажущаяся издали монументальность тускнеет. Во всем чувствуется запустение. Нижние венцы деревянных стен подгнили и явно требуют замены. Углы каменной башни облупились и выглядят так, словно их мыши погрызли.
Проезжаем в ворота, и настроение вновь меняется. По сторонам высятся добротные боярские терема, за высокими заборами шелестят листвой яблоневые сады. Вдоль избитой конскими копытами пыльной дороги появились деревянные тротуары.
С интересом кручу головой и с удовлетворением подтверждаю в голос.
– Что ж, слава первого города Руси еще не совсем покинула тебя, град Киев!
Мое высказывание на современном русском вызвало удивленный поворот головы тысяцкого.
– Ты на каком языке молвишь, латинянин?
«Вот блин!» – Мысленно крою себя и тут же пытаюсь сменить тему, переходя на чистый киевский диалект того времени.
– То старый, давно забытый говор, достопочтимый Якун.
Тот, покачав головой, удивленно выражает сомнения.
– Надо же, а чем-то на наш смахивает.
Он еще пытается что-то добавить, но я не даю ему такой возможности и брякаю первое, что приходит на ум:
– Заметил, народ киевский не сильно жалует дружину Ярослава?
– Что… – Сбитый с толку таким резким поворотом, боярин непроизвольно позволяет себе быть искренним. – А с чего их жаловать-то?! Чужаки, они и есть чужаки!
Он тут же морщится, недовольный своей болтливостью и бурчит, бросая на меня подозрительный взгляд.
– Откуда ты, латинянин, нашу мову так хорошо ведаешь?
Вспоминая свой недавний опыт, надеваю на лицо маску полной бесстрастности и вещаю назидательно, как настоящий отец церкви.
– Все способности человеческие от бога, и только ему ведомо, что и кому дать и в какой мере использовать. Да светится имя Всевышнего и…
Тщетная попытка уловить смысл моей многословной речи отражается в глазах тысяцкого, но уже через мгновение гаснет, и я с удовлетворением отмечаю, что прием уже второй раз действует безотказно и в дальнейшем следует этим пользоваться.
Не получив толком ответа на свой вопрос, киевский боярин не успокаивается.
– А как же ты христианин, хоть и латинский, связался с нехристями этими?
Тут мне не удается проявить дипломатическую сдержанность, и я возмущенно вспыхиваю в ответ:
– Да ни с кем я не связывался. Господин посол предложил мне помощь и защиту на пути в Киев, и я не счел для себе зазорным воспользоваться его милостью.
Лицо тысяцкого вновь морщится, и я понимаю, что выражаться надо попроще, а тот удивленно переспрашивает.
– Так ты не с татарами, что ли?
Вскидываю голову, как и положено гордому посланнику Рима и отрезаю всякое продолжение подобного разговора.
– Я нунций святого престола, Иоанн Манчини. У меня особое поручение к князю Ярославу от папы, и к посольству хана я никакого отношения не имею.
Глава 3
На входе в княжий терем посольство разделили, Турслана Хаши вместе с хорезмийцем забрали куда-то наверх, а всех остальных, включая меня, завели в просторную палату и со словами – «Здесь будете пока, располагайтесь», оставили разбирать пожитки.
«Сюрприз, – с неприязнью разглядываю два десятка своих сокамерников, – последний раз, когда я делил одну комнату с таким количеством народа, был в армии, но там хотя бы кровати имелись, а здесь…»