Твердый сплав - стр. 2
«Мы с Толей смеялись, глядя, как они встают и смущенно переминаются с ноги на ногу. Толя стащил с Гришки шапку и легонько дернул его за вихор. У Гришки дрогнули губы.
– Я вот маме скажу, что ты дерешься. Небось, когда сами в Испанию бегали, вас не били.
– Не били, – согласился Толя. – Зато мы и писали без ошибок.
– Зато вас и словили на Московском вокзале, – вступился Володька».
После окончания университета в 1953 году Воеводин получает место в «Вечернем Ленинграде», в котором и проработал до 1962 года.
«Звездный час» для Евгения Воеводина настал в 1964 году в связи с делом Иосифа Бродского. Долгое время процесс по делу о тунеядстве будущего нобелевского лауреата считался многими символом расправы системы над Поэтом. Яков Гордин торжественно назвал его «чудовищным судилищем», что явно несоразмерно как самому уголовному делу, так и его последствиям. Не вдаваясь в подробности, отмечу, что преследование Бродского объясняется во многом внутренними ленинградскими разборками, в том числе между представителями писательских кланов. Большую роль в организации процесса сыграл Даниил Гранин. Во многом благодаря его стараниям «товарищеский суд» перерос в уголовный процесс. Именно он возглавлял комиссию СП по работе с молодежью. Собственно перед самим процессом Гранин технично свалил в сторону, вытолкнув на сцену своего заместителя – Воеводина. Участие последнего имело и значение с учетом национального вопроса. Так как мать Евгения Всеволодовича была из еврейской семьи, то это снимало возможное обвинение в антисемитизме, хотя и не делало его специалистом в поэзии. Некоторая растерянность Воеводина хорошо видна при чтении стенограммы судебного заседания:
«Судья: Свидетель Воеводин. Вы лично Бродского знаете?
Воеводин (член Союза писателей): Нет. Я только полгода работаю в Союзе. Я лично с ним знаком не был. Он мало бывает в Союзе, только на переводческих вечерах. Он, видимо, понимал, как встретят его стихи, и потому не ходил на другие объединения. Я читал его эпиграммы. Вы покраснели бы, товарищи судьи, если бы их прочитали. Здесь говорили о таланте Бродского. Талант измеряется только народным признанием. А этого признания нет и быть не может».
Именно Воеводину пришлось принять на себя вал общественного негодования. Колоритную сцену приводит в мемуарах известный критик и переводчик Виктор Топоров, мать которого была адвокатом Бродского:
«В зале публики было примерно пополам: друзья и поклонники Бродского – и “комсомольцы”, сидели вперемежку. В перерыве вся эта толпа набилась, как сельди в бочку, в маленькую заднюю комнату, в которой стоял бильярд. Друзья Бродского – Эра Коробова (тогда, кажется, еще Эра Найман), Яков Гордин и прочие насели на маленького тучного Воеводина, но он, “опершись жопой о гранит”, то бишь о край бильярдного стола, довольно бойко и даже как-то весело отругивался».
Отругиваться годами Воеводин был не в состоянии. Тем более, что никто особенно и не прислушивался к словам обскуранта и мракобеса. За ним намертво закрепилась сомнительная слава одного из главных гонителей и палачей Бродского. Этому не могли помешать постоянно выходившие книги, фильмы и телеспектакли, снятые по сценариям Воеводина. Учитывая наследственную склонность к алкоголю, неудивительно, что писатель искал утешение привычным для многих писателей способом. Марк Еленин, знавший Воеводина еще со времен учебы в университете, пишет об этом осторожно, но понятно для нас: