Твари Распада - стр. 25
– Протри и суй пальцы в рот – тебя должно вытошнить.
– Не хочу!
Пришлось коротко объяснить в чём дело. Она с неохотой принялась делать то, что я сказал.
Пока девочку выворачивало, я изучал местность. Вокруг был безрадостный пейзаж из серого бетона и проржавевших металлических конструкций, всякого рода перекрытий, скатов крыш, обнажённых стальных балок, переплетающихся между собой, битых окон и раскуроченных решёток на них. За моей спиной располагались бетонные ступеньки, ведущие в эти индустриальные руины.
Мы отжали одежду. Пришлось отворачиваться, хотя лучше бы я этого не делал: воображение нарисовало воспламенившие меня картины обнажённой девочки.
Отравление всё ещё сказывалось, но холодная вода взбодрила и освежила голову, к тому же воздух тут был гораздо чище. Промзоны, вроде этой в советское время ограждались бетонными плитами и колючей проволокой сверху. Проволока троглодитам была нипочём, а вот бетон защищал наилучшим из возможных способов: просто скрывал нас от их мутных глаз. Но всё равно надо быть настороже: какие-то группы уже могли добрести и досюда.
Как я уже тогда знал, они вполне могут привлекать друг друга криком, по крайней мере те, у кого не была разодрана глотка.
И тот мальчик… Он был не похож на остальных. Мысль о нём билась на отвороте сознания, даже когда нас несло ледяным потоком.
Но тогда было не до рассуждений, я отложил это на потом.
Мы поднялись. Сверху открылись оставшиеся детали, завершающие картину промышленного запустения: брошенные погрузчики, проржавевшие трактора без моторов и колёс – догнивающие останки развитой промышленности.
Воздух был не то чтобы холодным, но питерское лето ощутимо сдавало: было начало сентября. Стоять в сырой одежде под серым небом, откуда северное солнце даже чуть-чуть не прогревало мелко дрожащих тел, было невыносимо.
Я повёл нас к самому большому в зоне видимости ангарообразному зданию с крышей из гофрированных металлических листов. Идти надо было по выщербленному асфальту с глубокими трещинами, из которых в некоторых местах прорастала трава. Было ощущение, что мы в степи, а вокруг нас огромные шатры брошенного кочевниками стойбища. И, как в степи, видимость на огромном открытом пространстве, вокруг ангароподобных сооружений, была идеальной.
Мы дошли до угла ближайшего такого сооружения, я знаком показал, чтобы Жанна осмотрела его внутренность, а сам выглянул за угол – на открытую местность между конструкцией, за которой мы стояли, и цехом, куда мы намеревались попасть. На большом асфальтовом поле было несколько грузовых машин и много бочек, составленных кучами через почти равные промежутки. Беда была в том, что ни за одной из этих гор рухляди нельзя было надёжно спрятаться: огромные чёрные въезды в цех были распахнуты, так что нас всегда было видно со всех сторон. Я решил, что лучше всего бежать по прямой до самого «нашего» цеха, потому что так мы хотя бы с одной стороны будем защищены каналом, откуда только что вылезли, и расходящимися от него бетонными стенами.
– Что там? – спросил я Жанну, кивнув на внутренность ангара, у стенки которого мы сейчас стояли.
– Ничего, – как будто с обидой ответила она.
Видимо девочке не нравилось, что ей дают такие задания: она вряд ли была хороша в изучении пространства. Как и я, впрочем.