Тушеная свинина - стр. 16
Они бы решили, что Цзяцзя поняла то, что они знали все время, лишь после смерти мужа. Для нее это было бы еще унизительнее. Поэтому она повела Лео в другое место.
Они отправились в Центр современного искусства в Чаояне[2], в крупную галерею, которая в последнее время, похоже, стала очень популярна. У входа толпились молодые пары и родители с детьми, жаждущие воспитать у отпрысков художественный вкус. Снаружи висел большой плакат: фото мужчины средних лет, пишущего тушью на бумаге. Если бы не кисть в руке, никто бы не догадался, что это художник: в белой рубашке, коричневом пиджаке, коротко стриженный, он скорее походил на бизнесмена или политика.
В галерее было оживленно и многолюдно. Люди вереницей двигались вдоль стен от картины к картине, как студенты в очереди в столовой. Картины были в основном одинаковые, их композиции различались совсем мало. На каждой были изображены женщина и несколько животных. Иногда женщина смотрела направо, а иногда, так же бесстрастно, налево. Коровы же, овцы, птицы и кролики на картинах всегда смотрели прямо на зрителя.
Остаток дня после выставки Цзяцзя и Лео наводили в баре порядок. Они почти не разговаривали, и когда Лео что-то говорил о выставке и восхищался тем, как та была прекрасна, Цзяцзя в основном не соглашалась. Когда открылся бар, она сказала, что устала, и пошла домой одна. Они совсем забыли про кофе.
Вернувшись домой, Цзяцзя положила рисунок человека-рыбы рядом с чистым холстом и принялась изучать. Она хотела его нарисовать. Ей пришло в голову, что использование наброска Чэнь Хана для ее произведения может помочь в разгадке роли человека-рыбы в тибетском сне мужа. Она часто проделывала нечто подобное, когда ей было трудно понять какую-нибудь картину, – воспроизводила ее на собственном холсте и через это осознавала, что та для нее значит.
Набросок казался достаточно простым для копирования. В конце концов, замысловатым было только лицо, тело мог нарисовать и ребенок. Карандашом Цзяцзя набросала на холсте контуры человека-рыбы. Свет шел из верхнего левого угла, так что она, недолго думая, затенила часть холста справа, а потом отступила и задумалась над пропорциями. Ей казалось, треть изображения должна была приходиться на голову, а две трети на тело. К тому же предстояло решить, какого цвета будет ее человек-рыба, и в этом рисунок Чэнь Хана не помогал. Вспомнилась серебряная рыбка из морской глубины. Хорошее начало, подумалось ей. Следом нужно было смешать краску для фона. Она начала с ярко-синего, напомнившего о мелководье океана в солнечный день. Как всегда, цвет ей не понравился, показался искусственным, как пищевой краситель. Она отложила кисть и представила себе прозрачное голубое море, постоянно меняющее оттенок, волны, колышущиеся мягкими тихими полосами. Цзяцзя выдавила на палитру немного желтого и аккуратно нанесла мазки вокруг рыбочеловека. Потом, окунув маленькую кисточку в серебряную краску и смешав ее с серой, а также добавив приглушенного темно-зеленого, написала тело. Ей хотелось, чтобы ее рыбочеловек был похож на грубый и незавершенный рисунок Чэнь Хана, поэтому она не довела работу до конца и не стала добавлять слишком много деталей.
Цзяцзя никак не удавалось написать лицо. Эта часть полотна словно отвергала ее, и в сознании исчезли все относящиеся к ней краски. Всякий раз, когда Цзяцзя смотрела на пустое лицо человека-рыбы, ей казалось, что она разучилась рисовать. Она не знала, куда девать глаза, какого цвета должны быть губы, сколько места должен занимать нос. Конечно, можно было отмерить пропорции по эскизу Чэнь Хана и перенести их на холст, но ей никогда не нравилось так работать. Несмотря на то что она копировала уже существующий рисунок, у нее все равно должна была получиться