Туманы Авалона - стр. 166
На сей раз, в полном сознании происходящего, она сполна изведала все как есть, чувствуя, как он ласков и мягок и в то же время тверд, как сильны эти молодые руки и что за удивительная нежность скрывается за его дерзким натиском. Моргейна рассмеялась, радуясь нежданному наслаждению, открываясь ему навстречу всем своим существом, переживая его удовольствие как свое. В жизни своей она не была так счастлива. Изнуренные, лежали они, не размыкая объятий, лаская друг друга в сладостной истоме.
Постепенно светало. Наконец юноша вздохнул.
– Скоро за мной придут, – промолвил он, – ведь на этом все не кончится: меня куда-то там отведут, дадут мне меч и много чего другого. – Он сел и улыбнулся ей. – А мне страх как хочется вымыться, надеть одежду, подобающую человеку цивилизованному, и избавиться от всей этой крови и синей краски… как все проходит! Вчера ночью я даже не заметил, что весь в крови, – гляди, на тебе тоже оленья кровь, там, где я тебя касался…
– Думаю, когда придут за мной, меня вымоют и дадут мне свежую одежду, – отозвалась она, – да и тебя в проточной воде искупают.
Он вздохнул – и во вздохе этом послышалась легкая мальчишеская грусть. Его голос, этот неустойчивый баритон, как раз ломался; ну, как он может быть настолько юн, этот молодой великан, что сразился с Королем-Оленем и убил его кремниевым ножом?
– Не думаю, что мне суждено тебя снова увидеть, – промолвил он, – ведь ты жрица и посвятила себя Богине. Но я вот что хочу сказать тебе… – Он наклонился и поцеловал ее между грудей. – Ты для меня – самая первая. И неважно, сколько еще женщин у меня будет, всю свою жизнь я стану вспоминать тебя, и любить, и благословлять всем сердцем. Обещаю тебе это.
На щеках у него блестели слезы. Моргейна потянулась за одеждой и ласково утерла ему лицо, привлекла его голову к себе на грудь и принялась убаюкивать. И дыхание у юноши перехватило.
– Твой голос, – прошептал он, – и то, что ты сейчас сделала… почему мне мерещится, будто я тебя знаю? Потому ли, что ты – Богиня, а в ней все женщины – едины? Нет… – Он напрягся, приподнялся, обнял ее лицо ладонями. В светлеющих сумерках она видела, как мальчишеские черты обретают силу и четкость, превращаясь в лицо взрослого мужа. Она лишь начинала смутно подозревать, отчего юноша кажется ей настолько знакомым, как он хрипло вскрикнул:
– Моргейна! Ты – Моргейна! Моргейна, сестра моя! Ох, Господи, Дева Мария, что мы содеяли?
Моргейна медленно закрыла лицо руками.
– Брат мой, – прошептала она. – Ах, Богиня! Брат! Гвидион…
– Артур, – глухо поправил он.
Моргейна судорожно обняла его, а в следующее мгновение он зарыдал, по-прежнему прижимаясь к ней.
– Неудивительно, что мне казалось, будто я знаю тебя от сотворения мира, – в слезах твердил он. – Я всегда любил тебя, и это… ах, Господи, что мы наделали…
– Не плачь, – беспомощно проговорила она, – не плачь. Мы в руках той, что привела нас сюда. Это все неважно. Здесь мы не брат с сестрой, перед лицом Богини мы – мужчина и женщина, не более того.
«А я тебя так и не узнала. Брат мой, мой маленький, малыш, что льнул к моей груди, точно новорожденный. Моргейна, Моргейна, я велела тебе позаботиться о малыше, бросила она, уходя, и скрылась, а он плакал на моей груди, пока не уснул. А я ничего не знала».