Туман - стр. 3

Я снова покинул свой дом. Люди любят парады. Они носят военную форму, одевают в нее своих детей. Люди любят смерть, кровь – они такие черные и красные, твердые и тягучие, идеально сочетающиеся. Я сижу в парке недалеко от дома. Вокруг довольные люди и праздничное настроение. Чем люди довольнее – тем больше проступают опарыши из их пор. Не думаю, что человек может быть доволен чем-то хорошим. Если он чему-то рад, то это точно что-то ужасное. Мимо прошла семья с детьми. У всех волдыри на лице. Чем больше на них смотришь – тем сильнее они проступают через кожу, раздуваются, краснеют и наливаются гноем. Думаю, что этот гной выходит из их душ, где его скапливается так много, что уже не хватает для него места. Язвами покрывается не только лицо, но и все их тело. На самом деле, эти язвы были там всегда, просто их иногда не видно под слоем толстой кожи. Но когда гной в них нарастает до предела, то язвы уже ничем не скрыть. Язвы есть даже у самых маленьких детей, ведь их с рождения воспитывают в гнойном обществе их разъетые язвами родители. Меня пугают люди, я не хочу находиться среди них, но куда податься? В лесу я не выживу. Я живу в своей квартире на пенсию, определенную мне психиатрической лечебницей. В дикой природе я не смогу прожить, не вставая целыми днями с кровати или стога сена. У меня не хватит моральных сил собирать ягоды или растить овощи. Выходит, мне нужно это общество, значит я и сам покрыт его гноем. Тело начинает чесаться, я вижу, как сыпь проступает на коже рук.

Уже много дней не выхожу из квартиры. В голове то пустота, то мысли, давящие на череп изнутри. Иногда я не могу поймать в голове хоть какую-то мысль, как кошка безуспешно ловит мышь за хвост. Просто пустой звон в черепной коробке. Иногда, мыслей так много, что они давят на череп, рискуя взорвать его изнутри. Они меняются с такой скоростью, что суть уловить все так же трудно, но мучает невыносимая давящая масса их объема. Я чувствую вокруг темные фигуры. Они обступают меня, я не знаю кто они, но они желают мне зла. Даже в своем доме я не могу укрыться от людей.

Дорогой дневник. Смею признаться, что я не всегда был такой. Было время, когда я еще различал поверхностно людей, был членом социума, тумана тогда еще не было, лишь небольшая дымка. Почему поверхностно? Думаю, что по-другому их различать невозможно. Вряд ли люди обладают чертами глубже, чем поверхностные. Все их мысли, чувства, личность – все это лишь поверхностный слой, который налип на их пустое существование, стекая и проносясь мимо грязью и пылью, развевающейся по ветру. Общественная система, коллективное человечество, обдает этой грязью пустые души, лепя таким образом из людей членов общества. Не раз я видел, как какая-то зачаточная индивидуальность в молодом человеке или девушке гибнет, обрастая грязью общественных догм и постулатов. Как им жить, как думать, как себя вести. Что правильно и не правильно – все это становится универсальным у взрослых людей. Они становятся одинаковыми, так что лица их стираются вслед за их личностями. Тот, кто смотрит в глубину человека, не может видеть лица, если не может видеть души. Поэтому они так безлики, поэтому все так туманно. Я был молод и не смотрел вглубь. Я смотрел поверхностно и различал людей. Смешно сказать, даже официантов в кафе я когда-то чуть отличал. Тогда я и познакомился с ними обеими. Вначале была одна, потом другая. Первая была утонченная светская девушка. Начитанная, интеллектуалка, как я думал тогда. С ней можно было поговорить о высоком. Она тонко чувствовала и переживала. Отношения с ней были вдохновляющими. Казалось, мы были выше других, выше массы. Мы читали и понимали то, что не читали и не понимали другие. Она так тонко чувствовала любовь! Была полна такой романтики прошлых веков! Она была также очень кокетлива, умела увлечь мужчину одним взглядом, одним жестом. Такие таланты негоже заставлять простаивать без дела. Она и не заставляла. Многие были завлечены в ее сети. Что же оказалось потом? Она не была так утонченна и возвышенна, как представил это мозг влюбленного мужчины. Мы сами придумываем образ девушки, который украшает нашу душу. Она была начитанна, этого у нее не отнять. Именно по этой причине она могла так легко играть свою роль. Утонченный романтический образ был похищен ею из книг Тургенева, Гюго, Бронте, Гете и Байрона. Ее возвышенные мысли были придуманы мужчинами прошлого, великими писателями. Все был один фарс. А внутри – пустота. Тогда я встретил вторую. Она была дикарка. Простушка из дикого народа. Ничего не читала, ничего не строила из себя. Страстна и откровенна. Предана и честна в любви. Первое время это был пожар. Потом он потух, а я перегорел. Говорить, слушая чужие мысли, с придуманной личностью было даже интереснее, чем молчать или развивать монологи с дикаркой. Чужие мысли кокетки хоть принадлежали умным мужчинам. Отсутствие мыслей дикарки было честно, но скучно. Имеется ли в мире лишь два этих типа женщин? Не думаю. А сколько есть типов мужчин? Точно больше. Но какое это имеет значение, если все они пусты внутри? С какой стати различать мне их лица, если нет различия в их душах? У одного там мазок, у другого здесь. Вся разница в них – различное сочетание размытых мазков, замещающих их лица. Мне нравится импрессионизм, но какое мне дело до этой фантасмагории отдельных мазков, вкупе создающих одно и тоже? Не был бы я более болен, придавая этому излишнее значение? Первая моя любовь ходила в театр и оперу, не понимая сюжета, восхищаясь красивым нарядам актрис и декорациям на сцене. Вторая не смогла бы даже назвать ни одной постановки, честно предпочитая смотреть популярные шоу по телевизору, не имеющих сюжета вовсе. А я? Так ли я отличаюсь от них, восхищаясь их внешности, страсти, кокетству, влюбляясь в мыльные размытые и пустые образы их душ? Разве не обманывал я свои чувства декорациями и нарядами? Я посмотрел в зеркало. Раньше я видел свое лицо, я знал как я выгляжу. Теперь я видел лишь размытое пятно.