Туда и обратно - стр. 6

Едем шагом. Из Тюмени нас на протяжении нескольких вёрст провожали 20–30 верховых «охотников». Словом, если принять во внимание, что все эти неслыханные и невиданные меры предосторожности принимаются по распоряжению из Петербурга, то придется прийти к выводу, что нас хотят во что бы то ни стало доставить в самое укромное место. Нельзя же думать, что это путешествие с королевской свитой есть простая канцелярская причуда!.. Это может создать впереди серьёзные затруднения…

Все уже спят. В соседней кухне, дверь в которую открыта, дежурят солдаты. За окном прохаживаются часовые. Ночь великолепная, лунная, голубая, вся в снегу. Какая странная обстановка, – эти простёртые на полу тела в тяжёлом сне, эти солдаты у двери и у окон… Но так как я проделываю всё это вторично, то нет уже свежести впечатлений… и как «Кресты» мне казались продолжением Одесской тюрьмы, которая построена по их образцу, так эта поездка кажется мне временно прерванным продолжением этапного пути в Иркутскую губернию…

В тюменской тюрьме было множество политических, главным образом, административно-ссыльных. Они собрались на прогулке под нашим окном, приветствовали нас песнями и даже выкинули красное знамя с надписью «Да здравствует революция». Хор у них недурной: очевидно, давно сидят вместе и успели спеться. Сцена была довольно внушительная и, если хотите, в своём роде трогательная. Через форточку мы ответили им несколькими словами привета. В той же тюрьме уголовные арестанты подали нам длиннейшее прошение, в котором умоляли в прозе и в стихах нас, сановных революционеров из Петербурга, протянуть им руку помощи. Мы хотели было передать немного денег наиболее нуждающимся политическим ссыльным, а среди них многие без белья и теплой одежды, – но тюремная администрация отказала наотрез. Инструкция воспрещает какие бы то ни было сношения депутатов с другими политическими. – Даже через посредство безличных кредитных знаков? Да! Какая предусмотрительность!

Из Тюмени нам не разрешили отправить телеграмм, дабы законспирировать место и время нашего пребывания. Какая бессмыслица! Как будто военные демонстрации по пути не указывают всем зевакам наш маршрут!

Пишу с третьего этапного пункта. Изнемогаем от медленной езды. Делаем не больше шести вёрст в час, едем не больше четырех-пяти часов в сутки. Хорошо, что холода не велики: 20–25–30 °г. (Реомюра, прим. ред.) А недели три тому назад морозы доходили здесь до 52 °г. Каково бы нам пришлось с малыми ребятами при такой температуре.

Остаётся ещё неделя езды до Тобольска. Никаких газет, никаких писем, никаких известий.

Отсюда писать приходится без уверенности, что письмо дойдёт по назначению: нам всё ещё запрещено писать с дороги, и мы вынуждены пользоваться всякими случайными и не всегда надёжными путями.

Но в сущности всё это пустяки. Одеты мы все тепло и с наслаждением дышим прекрасным морозным воздухом после подлой атмосферы одиночной камеры. Как хотите, но в тот период, когда формировался человеческий организм, он, очевидно, не имел случая приспособиться к обстановке одиночного заключения. Всё оставалось таким же в Сибири, каким было 5–6 лет тому назад, – и в тоже время всё изменилось: изменились не только сибирские солдаты, – и до какой степени! – изменились также сибирские