Трясина (не) равнодушия, или Суррогат божества - стр. 31

– Постарайся, пожалуйста. Для меня это очень важно, даже не для меня, а для человека, интересы которого в настоящее время я представляю.

– Я же сказала, что поговорю. Но на результат слишком не надейся.

– Спасибо.

– Спасибо слишком много. Я потом придумаю, что ты мне должен. – Виктория загадочно и как-то плотоядно улыбнулась. – Расскажи лучше, как там моя сестрёнка.

– Как работник, она меня устраивает. Кстати, именно из-за неё я ввязался в это дело: она умудрилась пропустить клиента, который сумел уговорить меня поработать.

– Сомневаюсь, что в этом есть её вина – в каждом правиле есть исключение. Ты бы лучше помог ей, всё-таки она учится на юридическом, твои практика, опыт и знания будут для неё полезными. Не будет же она всю жизнь работать секретарём.

– Об этом пока слишком рано говорить. Посмотрим, что можно сделать.

– Посмотри, посмотри. У тебя ещё есть вопросы? – тарелки перед Кирсановой были пусты, чай выпит. – У меня ещё есть дела, работа. Ссора с Плетнёвым ничего не изменила.

– Нет, пока ничего. Спасибо.

– В таком случае, пока. – Вика стремительно вскочила, схватила фотографии орудия убийства, быстро чмокнула меня в щёку и убежала.

– Пока. – проговорил я уже ей в спину.

Так, с одним делом закончено. Выпив ещё чашку кофе, я направился к Самсонову, на него я больше всего надеялся. Фёдора Петровича я знал давно, ещё с тех времён, когда пришёл работать следователем. Сейчас ему уже было за 60, хотя на данный возраст он выглядел и десять, и пятнадцать лет назад. Сам он невысокого роста, около 1 метра 65 см, плотный, седовласый, с бородой и усами, за которыми тщательно ухаживал. Одевается всегда аккуратно: на какой бы свалке нам не приходилось работать, одежда на нём всегда была чистой и отглаженной, как будто, только из прачечной. Самсонов был аккуратист, но не денди. Наиболее ценное главное в Петровиче – порядочность, полная отдача сыскной работе, которую он любил и любит по настоящее время, а также поразительная интуиция и прямо-таки маниакальное внимание в деталях. Я помню десятки случаев, когда только благодаря ему удавалось раскрыть заведомый «глухарь»4. Мне нравилось с ним работать и даже после того, как стал адвокатом, я старался с ним поддерживать связь, периодически звонил. Делал я это не только из эгоистического интереса, но и из-за того, что Петровича уважал, а его дружбу ценил.

Когда я приехал к дому Самсонова, который проживал на окраине города, он стоял у ворот и разговаривал с какой-то женщиной. Подойдя ближе, я увидел, что это не женщина, а совсем юная девушка.

– Приветствую, – обратился Самсонов ко мне, после чего обратился к юному созданию, – Светлана, это мой коллега и друг, Вячеслав Талызин. Я тебе когда-то о нём рассказывал. – затем он повернулся ко мне. – А это моя внучка Светлана. Прошу любить и жаловать.

– Рад знакомству. – несколько ошарашенно отреагировал я.

– Очень приятно. – отреагировала внучка.

– Ладно, Светлана, до пятницы. У нас с Вячеславом есть дела, о которых тебе ещё рано знать.

– Пока, дедушка. – Светлана кивнула мне и пошла в сторону автобусной остановки.

– Да, Фёдор Петрович, не устаёшь ты меня удивлять. Внучка? – я вопросительно посмотрел на него. – Ты никогда не говорил, что у тебя есть внуки.

– То, что я об этом не говорил, не значит, что их у меня нет. – он с ухмылкой посмотрел на меня. – Проходи в дом, послушаем, во что ты опять вляпался.