Труд во имя - стр. 22

Сознательность выбора – вот что отличало Геннадия Петровича и его бизнес от многих подобных. Выгоды отличия были налицо – быстрый, не имеющий аналогов рост и успешность не только в глазах окружающих, но и в собственных глазах, что важнее. Всех остальных пиарщиков – всех мастей, и корпоративных, и агентских – Геннадий Петрович считал неполноценными личностями. В самом деле, здоровый человек, а занимается какой – то сублимацией, говорит, «влияет на умы». Нет, чтобы заняться политикой, крупным бизнесом, зарабатывать хорошие деньги по способностям и потребностям – они в бирюльки играют: какие – то пресс – релизы пишут, какие – то пресс – конференции организуют. Два типа инвалидов информационных полей – одни журналисты, другие – пиарщики. «Право в чем – то старшее поколение, – Геннадий Петрович имел в виду бабушек и дедушек, которые не понимали и не хотели понимать, чем же занимаются их дети и внуки, – вот бы что – то руками делали, вещи, а не деньги». А то ведь и денег не делают, так – курам на смех. Девяносто пять процентов пиар – агентств России не смогли за десять, а кто и за пятнадцать лет, вырасти хотя бы в средний бизнес. О чем тут говорить? Сразу приходит на ум старческое, но сермяжно – правдивое: «Если ты такой умный, то почему такой бедный?» Вот и приходится пиарщикам повсеместно пускать пыль в глаза всему своему окружению, казаться быстрее, выше и сильнее, чем ты есть на самом деле: машина в кредит, офис в центре по завышенной цене, квартира по ипотеке и жестокая экономия на продуктах. «Как несостоявшиеся артисты, к тому же», – приходила и такая мысль Геннадию Петровичу, собственный пиар – бизнес которого был уже далеко за рамками среднего. Пиарщики, ушедшие в артисты и шоу – мены, подавшиеся в писательство, ставшие художниками, галеристами или, на худой конец, арт – менеджерами, внушали ему большее уважение, нежели те, кто топтался на месте и пытался «влиять».

«Мудаки, – подытожил мысленно Геннадий Петрович. – Перефразируя Сергея Полонского, пиар – агентство, не имеющее в собственности особняка в пять этажей, может идти в…»

Настроение что – то портилось, просто не пообедал сегодня горячим – надо быстрее спать ложиться. Одним словом, последний вагон последнего поезда в буквальном смысле – это единственная ситуация, где Геннадий позволял себе смаковать чувство «в последний момент».

– Вы чай будете заказывать, белье? – в дверь просунулись прелестные, но уже хотящие спать, глаза проводницы. Время – начало второго ночи.

– Конечно, буду, спрашиваете – я первым классом еду, думаете, без белья спать?

– Да я так, для проформы спрашиваю. Вот, возьмите. Чай попозже принесу.

– А где мой попутчик? Или попутчица, – поезд тронулся, Геннадий Петрович не терял надежды.

– Не знаю, мне передали, что будет.

– Ладно, несите чай.

Геннадий Петрович быстро застелил постель и откинулся на мягкий валик.

«Вот так бы и ездил каждый день, каждый месяц. В дороге – счастье. А то я уже зарастать мхом начал. Трудно представить, что будет, когда дети пойдут – гигантские объемы времени в топку – посидеть, полежать, в магазин сходить, в садик отвести – кошмар. Время не резиновое, на себя не хватает, а еще на потомство придется жертвовать. Мое дело – сделать его, а дальше сами растите и мне в контрольные сроки показывайте. А если мне Вера Марковна разонравится, просто так уже не разойдешься – с ребенком же. Была б моя воля – я вообще бы наделал детей каждой встречной: сочли бы за счастье. Какое там, ухаживать за детьми – сами, сами…»