Трубадура - стр. 12

До дома, с учетом очередной душеспасительной беседы с хозяйкой салона о необходимости усердного труда на ее, хозяйкино, благо, Тура добралась уже к восьми. Вот и парадная родная. С Турой поравнялся шедший навстречу упитанный молодой человек с уже тронувшими лоб залысинами. Вид он имел страшно довольный и даже, кажется, насвистывал. Было что-то в его внешности, показавшееся Туре смутно знакомым. Она даже остановилась, не дойдя метра три до парадной. А он прошел мимо. Почти. Но за спиной Тура услышала, как шаги замерли. И обернулась.

Они сообразили одновременно. И воскликнули тоже одновременно.

- Трубадура!

- Боцман!

Спустя секунду они уже обнимались. Потом, спустя еще секунд  десять, смущенно отстранились и теперь смотрели друг на друга, устыдившись своего порыва.

- Ты… похудел.

- И полысел, говори уж сразу, - хохотнул Яшка Больцман, ее одноклассник. – А вот ты вообще не изменилась. Вообще. Странно, что я тебя сразу не узнал.

Они стояли у парадной Туры, смотрели друг на друга и вспоминали.

*

С первого и до последнего класса эти двое торжественно пронесли звание белых ворон всей школьной параллели.

Маленькая худенькая Тура стала объектом насмешек сразу же. Необычный  цвет волос, еще более странная речь – она к семи годами все еще говорила тихо, невнятно, неуверенно и с акцентом. Имя странное. Когда всех детей просили назвать имя, она встала, едва видная из-за парты и пробубнила себе под нос: «ТураДурова». Прозвище «Трубадура» тут же прилипло к ней. Иногда его сокращали до просто «Дуры».

Яшка Больцман,  круглый отличник, игравший на фортепиано и домбре, которого до седьмого класса водила в школу бабушка, был тоже  классическим кандидатом в парии. Подружились они только в четвертом классе, но сохранили свою дружбу до конца школы. А потом Яшка поступил в ИТМО (1), через два года по обмену уехал в Калифорнийский Университет, и пути их разошлись. 

*

Сейчас перед Турой стоял совершенно другой человек. Не тот Яшка Больцман по прозвищу «Боцман», которого она знала в школе. Он больше не был круглым – скорее, слегка перекачанным, а не упитанным, как ей показалось в начале. Высокий лоб, переходящий в начинающуюся раннюю лысину, его не портил. Живые глаза, улыбка и общий вид крайне уверенного в себе и довольного жизнью человека.

- Яша, ты какими судьбами тут? – с чего-то надо было начинать разговор.

- Бабушка умерла. Приехал вопрос с квартирой решать.

- Мои соболезнования. А родители?

- Они давно в Израиле, - пожал плечами Больцман. – Не, они на похороны приехали. Но уже обратно свалили. Бабку сколько раз с собой звали, - Яша вздохнул. – Но она наотрез, в глухую несознанку. А теперь вот… квартиру мне завещала, я и расхлебываю.

Тура внимательно разглядывала молодого мужчину напротив. Ну надо же. Яшка, Яшка, ты совсем другой.

- Ты… там же… на втором этаже?

- Да ну тебя! – Яшка только что руками не замахал. – Там ужас что творится! Там жить невозможно. Я на Английском квартиру снимаю. А эту, бабушкину, надо сначала в порядок привести, ремонт хотя бы косметический. А потом уж продавать. Да еще кошки эти, - закатил глаза. – Слушай, Тура, тебе кошка не нужна? Рыжая есть, и полосатая, и какая-то белая, но она со сломанным хвостом…

Тура рассмеялась.

- Нет, спасибо, мне и без кошки проблем хватает.