Тропы песен - стр. 34
– Слова могут меняться, – снова вмешался Аркадий, – но мелодия остается неизменной.
– Значит ли это, – спросил я, – что юноша, отправляющийся в Обход, может с помощью песни пройти всю Австралию, если он хорошо знает нужный мотив?
– Теоретически – да, – согласился Флинн.
Известен случай, когда один арнемлендец прошагал через весь континент в поисках жены – это было примерно в 1900 году. Он женился на южном побережье и провел свою жену назад, домой, вместе с новообретенным шурином. Там шурин женился на девушке-арнемлендке и увел ее с собой на юг.
– Бедные женщины, – сказал я.
– Практическое применение табу на инцест, – пояснил Аркадий. – Если тебе нужна свежая кровь, ты должен ее поискать.
– Но на практике, – продолжал Флинн, – старейшины посоветовали бы юноше не уходить дальше, чем на две «остановки» на тропе.
– А что это за «остановки»? – спросил я.
«Остановка», пояснил он, это «точка передачи», где песня переходит от тебя к следующему песневладельцу, где она перестает быть твоим предметом опеки и где ты уже лишаешься права одалживать ее кому-нибудь. Ты допел до конца своих строк – и там пролегает граница.
– Понимаю, – сказал я. – Это что-то вроде государственной границы. Дорожные знаки меняют язык, но дорога – все та же.
– Более или менее верно, – согласился Флинн. – Но такое сравнение не передает красоты нашей системы. Здесь же нет границ: есть только дороги и «остановки».
Возьмем, к примеру, такую племенную территорию, как Центральная Аранда. Допустим, что к ней ведут и из нее выходят шестьсот разных Сновидений. В таком случае вокруг нее, по периметру, будет разбросано тысяча двести «точек передачи». Каждая такая «остановка» некогда была обозначена Предком из Времени Сновидений, а значит, ее местоположение на песенной карте неизменяемо. Но, поскольку все они были сотворены разными Предками, то не существует никакого способа соединить их между собой боговыми линиями, чтобы получилась современная политическая граница.
В аборигенской семье, говорил он, может насчитываться пять родных братьев, каждый из которых принадлежит к своему тотемному клану, и у каждого имеются свои узы верности в пределах и за пределами племени. Разумеется, у аборигенов случаются стычки, вендетты и кровные распри, но они всегда имеют целью возмещение какого-то ущерба или святотатства. Мысль просто так вторгнуться в землю соседа никогда не могла бы прийти им в голову.
– Словом, все это сводится к чему-то вроде птичьей песни, – подытожил я неуверенно. – Птицы ведь тоже обозначают пределы своих территорий с помощью песен.
Аркадий, который слушал, уперев лоб в коленные чашечки, поднял голову и бросил на меня взгляд.
– Я все ждал, когда ты додумаешься до такого сравнения.
Затем Флинн завершил разговор, коротко обозначив тему, которая давно сбивала с толку многих антропологов, – а именно, затронув вопрос двойного отцовства.
Первые путешественники по Австралии отмечали в своих записках, что аборигены не проводят связи между сексом и зачатием: вот доказательство – если оно требуется – их безнадежно «примитивного» мышления.
Разумеется, это чушь. Абориген прекрасно знает, кто его отец. И все-таки существует нечто вроде параллельного отцовства, которое привязывает его душу к определенному месту, к некоей точке ландшафта.