Тропы песен - стр. 20
Дальнобойщик, сидевший на табурете рядом, выплеснул содержимое своего стакана, разбил его стенки о край стойки и вложил зазубренное донышко в ладонь мужчины.
– Давай, – подбодрил он его, – покажи ему.
Паренек сделал выпад своим битым стаканом, но мужчина быстрым движением кисти отбил удар. У обоих потекла кровь.
– Оле! – закричал пекарь-испанец. Лицо его перекосила гримаса возбуждения. – Оле! Оле! Оле!
Вышибала, разом перепрыгнув через барную стойку, вытащил обоих драчунов на тротуар, а потом перебросил через асфальт на островок посреди шоссе. Там они растянулись рядышком и лежали, истекая кровью под розовыми олеандрами, а мимо с грохотом проносились автомобильные поезда из Дарвина.
Я пошел дальше, но за мной увязался испанец.
– Они же закадычные друзья, а? – сказал он.
9
Я надеялся пораньше лечь спать, но Аркадий позвал меня на барбекю у каких-то друзей на дальнем конце города. У нас оставалось еще около часа свободного времени. Мы купили в магазинчике рядом с баром бутылку охлажденного белого вина.
Аркадий жил в съемной квартире-студии над вереницей запертых гаражей, за супермаркетом. Металлические перила лестницы, нагретые солнцем за день, были еще горячими. Кондиционер внутри был включен, и, как только Аркадий отпер дверь, нам в лицо дохнул прохладный воздух. На коврике лежала записка – кто-то просунул ее под дверь. Аркадий включил свет и прочел ее.
– Вовремя! – пробормотал он.
– Что-то случилось? – спросил я.
Он объяснил, что один из старейшин кайтиш, старик по имени Алан Накумурра, задерживал работу над отчетом вот уже четыре недели. Он был последним живым мужчиной в своем клане и «традиционным владельцем» участка земли к северу от станции Миддл-Бор. Землемерам-железнодорожникам не терпелось поскорее нанести на карту именно этот отрезок пути. Аркадий упросил их подождать до тех пор, пока Алана не найдут.
– А куда он пропал?
– А ты как думаешь? – рассмеялся он. – Отправился в Обход.
– А что случилось с остальными?
– С какими остальными?
– Ну, с остальными мужчинами его клана.
– Их застрелили, – ответил Аркадий. – Полицейские патрули, еще в двадцатые годы.
Комната у него была опрятная и белая. На кухонной стойке стояла соковыжималка, а рядом – корзинка с апельсинами. Поверх матраса на полу были набросаны индонезийские покрывала и подушки. На крышке клавесина лежали раскрытые ноты: «Хорошо темперированный клавир».
Аркадий откупорил бутылку, наполнил два бокала и, пока я изучал содержимое его книжной полки, позвонил своему начальнику.
Минуту-две он говорил о работе, а потом сказал, что тут, в городе, есть один пом, который хочет отправиться в буш с командой топографов… Нет, не журналист… Ну да, как и все помы, довольно безобидный… Нет, не фотограф… Нет, не рвется наблюдать за ритуалами… Нет, не завтра… Послезавтра…
Наступила пауза. Мне показалось, я почти слышу, как человек на том конце линии думает. Потом Аркадий улыбнулся и знаком показал мне, что получил «добро».
– Едешь с нами, – сказал он и положил трубку на место.
Потом он позвонил в компанию по аренде грузовиков и заказал машину на утро среды.
– Пускай это будет «лендкрузер», – сказал он. – Вдруг дождь.
На полке у него стояла русская классика, книги о досократиках и ряд трудов, посвященных аборигенам. Среди последних я заметил две мои любимые книжки: