Тропою испытаний. Смерть меня подождет - стр. 63
– Александр, слышишь, Александр, глянь-ка, зверюгу какую поймал! – кричит Василий Николаевич, протягивая к спящему сложенные горстями руки. – Да пробудись ты, Сашка!
– Ладно, не дури… – бурчит тот, сплевывая потухшую цигарку и сонно причмокивая губами.
– Говорю, взгляни!
Александр открывает глаза и в недоумении осматривается.
– Фу-ты, черт! – бросает он с досадой, не обращая внимания на протянутые руки Василия Николаевича. – Понимаешь, женку видел, ругает меня за что-то, а сама ластится, обнимает… Нужно же было тебе в такой момент будить…
– Чего это тебе приснилась она в пути, видно, не уморила дорожка?
– Сон не закажешь.
– А я комара поймал, не знаю, что ему присудить.
– Раненько вылетел, не терпится. Дай посмотреть на него, голубчика…
– Говорят, от одного комара к лету тысячи наплодятся. – Василий Николаевич осторожно заглядывает внутрь сложенных вместе ладоней.
– Удрал, бродяга… Так и есть!
– Значит, лето, Василий, комариное будет. Ты взгляни-ка, пожалуйста, на губе у меня волдырь, что ли, вскочил? Видно, от цигарки.
– Точно, ожог. Крепко приласкала женка! – смеется Василий Николаевич.
Отдохнув, снова трогаемся в путь.
Солнце, перевалив за полдень, стало припекать сильнее. Размяк и оттаял снег. Река в стремительном беге завалила проход подмытыми стволами деревьев, скатившимися со склонов крупными валунами. Занырял наш след по оврагам, то в лес, то на реку. Александр вдруг останавливается, сбросив лямки, что-то разглядывает на снегу.
– Звери прошли, – говорит он, указывая на свежие следы.
Действительно, только что перед нами долину пересекли пять сокжоев: один крупный самец, две самки и два прошлогодних теленка. Бежавший позади Кучум потянул носом, метнулся пятным[27] следом, но мгновенно исправил свою ошибку и покатился черным клубочком вдогонку за зверями по снежному полю.
Перемахнув русло реки, кобель нырнул в таежку и исчез в боковом распадке. Мы продолжаем стоять в ожидании чего-то, хотя знаем, что из затеи Кучума ничего не получится: сокжой – животное очень пугливое, и собаке не остановить его.
– Теперь не жди до утра, – сказал Василий Николаевич, махнув в сторону убежавшего Кучума.
Александр молча набрасывает на плечи лямки, сдергивает нарты, и мы продолжаем путь. Идем долго, тяжело. Плечи горят под лямками, как от ожога, спина не разгибается, словно стянута железным обручем.
Под вечер мы добираемся до широкого распадка с густой таежкой по краю и тут решаем заночевать.
На последнем километре пути к лесу я заметил на снегу следы белок, пробежавших табуном в распадок. Их было шесть. Один след оказался необычным: он состоял из трех отпечатков лапок и одной черточки – зверек, очевидно, хромал на левую заднюю ногу. «Куда это они направляются?» – подумал я и тут же вспомнил, что у белок в это время года гон – брачная пора. Интересно было бы посмотреть праздник любви этих маленьких и очень забавных зверьков, до этого никогда мною не виденный.
Добираемся до стоянки, ставим палатку за ветром. Мои спутники занялись заготовкой дров на ночь, а я становлюсь на лыжи и бегу в распадок по следам белок. До наступления темноты остается еще час. Следы ведут меня левым бортом, по-над кромкой леса, через километр круто сворачивают вправо и большим полукругом огибают склон. Кажется, самка нарочито обходит распадок, намеренно оставляя за собой признаки любовных желаний для приманки новых самцов.