Трон Знания. Книга 4 - стр. 36

Не сумев выговорить заковыристое слово, Малика стянула с головы чаруш, готовая расплакаться. Но вместо этого расхохоталась. Хёск налил ей воды — она выбила из его руки стакан.

— Чтоб тебя! Сумасшедшая, как дьявол на сковороде! — выплюнул жрец и принялся собирать осколки.

— Ты умеешь ругаться? — спросила Малика, давясь нервным смехом.

— Бранное слово — это грех не против Бога, а против воспитанных людей. И между нами, в тебе воспитанности столько же, сколько ума.

Конец фразы отрезвил Малику. Она переместилась с пяток на пол, вытянула ноги, вытерла лицо накидкой:

— О чём говорится в заклинании?

— Думаю, это кодовые слова, при помощи которых хазир приобретает магическую силу.

— Думаешь?

— Разве обычный человек способен построить на голом месте сорок городов? Ташран — первый хазир — построил. Без магии не обошлось.

— Стало быть, ты не знаешь, как переводится заклинание.

Хёск положил осколки на угол стола, слизнул кровь с пальца:

— В те времена письменности не было, текст нарисовали на глиняных табличках. Каждый рисунок означал фразу. Когда изобрели письменность, этот язык уже исчез из обихода. Заклинание записали в виде транскрипции, его смысл передавался от верховного жреца к преемнику.

— Пока кто-то не умер раньше срока, — предположила Малика, обмахиваясь чаруш.

— Так и произошло. Верховный жрец скоропостижно скончался. Транскрипция есть, смысла нет. Иштар торопит нас с коронацией. Будь добра, напряги память.

— Если я ошибусь, никто не заметит.

— Прояви уважение к нашей истории.

Малика встала. Походила из угла в угол, разминая ноги:

— Таблички с рисунками сохранились?

— Сохранились.

— Можно их увидеть?

Хёск указал на фолиант, лежащий на столе:

— В нём есть эти рисунки.

— Можно взять книгу во дворец?

— Этой книге не место в Приюте Теней.

Малика хотела спросить: «А шабире — место?», но посмотрела на свою ладонь, покрытую бронзовой вязью с золотистым оттенком, и сжала кулак:

— Тебе известно, что со мной приехала будущая жена Иштара?

— Впервые слышу.

— Я тебя прощаю.

На губах Хёска появилось подобие улыбки.

— За что, Эльямин?

— За ложь. Это последний раз, когда ты обманул меня безнаказанно.

Будто опасаясь, что его кто-то услышит, Хёск прошептал:

— Я забыл сказать тебе главное: твоя сила в молчании и повиновении.

— Ты не знаешь, в чём моя сила.

— Ты не блещешь сообразительностью, поэтому не понимаешь очевидных истин. Откуда столько гонора?

— И это последний раз, когда ты меня оскорбил.

Черты лица Хёска исказились.

— Не моя вина, что Всевышний обделил женщин умом.

— Мне встречались разные мужчины: добрые и злые, сильные и слабые. — Малика смерила жреца взглядом. — Глупого вижу впервые.

Он отшатнулся, будто получил хлёсткую пощёчину:

— Память у меня не такая короткая, как хотелось бы.

Дорога во дворец показалась неимоверно длинной. Царапая ногтями подлокотники кресла, Малика корила себя за несдержанность и понимала, что поступила бы так же, поверни время вспять. У неё появился ещё один враг, намного могущественнее низложенного хазира. Может, даже могущественнее Иштара. Альхара говорил, что в Ракшаде на защиту шабиры встанут миллионы воинов. Если непременными условиями для спасения её жизни являются молчание и покорность — такая защита ей не нужна.

Малика отослала Кенеш за ужином и впервые за неделю вошла в спальню. Галисия, застигнутая врасплох, начала торопливо собирать с кровати рисунки. Малика успела увидеть изображение Адэра на фоне замка: стены оплетены диким виноградом, над массивными дверями герб Тезара. Замок Грёз.