Трофей - стр. 17

Я решил, что, затягивая эту странную «прелюдию», лишь рискую упустить момент, и швырнул её на одеяла, животом вниз. Пленница тут же перевернулась, встречая меня яростным взглядом, но я успел придавить её тело сверху.

– Пусти, – выдохнула она.

Я приподнялся на локтях и улыбнулся.

– Могу пустить, – сказал я. – Пойдёшь к солдатам, и переночуешь у них.

Дикарка затихла. Мне нравилось, что она не лезет на рожон. Но чувство, что она что-то задумала, меня не оставляло. Я прошёлся поцелуями по её груди, пробуя кожу на вкус. Она оказалась солоноватой, но пахла лесом и чем-то странно близким и знакомым.

Альдэ

Зачем – так? Я не могла понять. Лунный казался таким… Таким родным. Будто я вернулась домой. Я не сразу поняла, зачем он трогает меня, хоть и догадывалась, что такие прикосновения могут означать. Когда его губы коснулись шеи, меня прошило огнём. Я дёрнулась. Может, этим я обидела его? Руки исчезли. Исчезло тепло костра, сменившись жаром лесного пожара. Я оказалась на шкурах и едва успела перевернуться к нему лицом. Он действовал теперь резко и быстро, но это я могла стерпеть. Хуже были угрозы, слетавшие с его губ.

– Зачем? – выдохнула я, когда они прозвучали второй раз, но лунный ничего не ответил, продолжая покрывать жадными поцелуями мою грудь.

Хотела я этого? Да. Моё тело желало его, но страх был сильней. Я не боюсь волков и медведей, а от того, что делали его руки, мне стало страшно. Я поняла, что назад пути не будет.

Если бы вернулись руки, согревавшие моё тело, я бы стерпела эту боль. Только бы не быть больше одной. Рук не было. Даже жадные поцелуи прекратились.

Лунный получил своё и откатился в сторону, не глядя на меня и не говоря ни слова. Я отвернулась к стенке шатра и замерла, обнимая себя руками и уставившись перед собой.

«Зачем – так?» – крутилось в голове, но ответа не было. Тепло разбилось холодными острыми осколками, которые резали душу тут и там.

Я плохо спала. Удивляться тут нечему – если учесть, что я оказалась в плену, и мой пленитель, чужак из племени, которое могло вызывать во мне только ненависть, спал рядом со мной. Но я не чувствовала злости – не знаю почему, может быть, попросту не могла.

И ещё, наверное, потому, что его лицо я уже видела – в кругах, разбегавшихся по воде. Это было полгода назад. Тогда над лесом ещё стояла весна, и пение птиц без всякого к тому основания заставляло меня думать, что и для меня – изгнанницы – всё ещё впереди. Я спустилась из северных чащоб к Озеру духов – луна и ветер вели меня, и потому я отважилась задать Оракулу вопрос. Я хотела знать: найду ли я когда-нибудь тех, кто примет меня. Тех, кому буду нужна. Тех, кто возьмёт меня с собой. Я приблизилась к говорящему камню и опустила на нагретую солнцем поверхность ладонь, и раньше, чем согласно ритуалу кровь моя коснулась земли, сознание подхватил разноцветный вихрь, и тогда… тогда я увидела его лицо. Контуры его казались вырезанными из китовой кости самой искусной рукой. Кожа была белой, как крылья снежного орла. И на этом лице, принадлежащем, должно быть, духу зимней ночи – настолько оно было прекрасно и холодно – двумя искрящимися звёздами горели глаза.

Я повернулась на бок и посмотрела на чужака, лежащего рядом со мной. Он походил как две капли воды на того, кого мне показала священная вода. Но он был живым, и я не знала – плохо это или хорошо. Он был вовсе не тем, кому я хотела бы служить. И всё же… он был рядом со мной. И он был готов принять меня. Оракул сказал: будущее твоё за рекой – и я пошла. Не знаю, отважилась бы я когда-нибудь покинуть свой лес, если бы не этот странный ответ. Впрочем, Оракулы всегда говорили так, что в советах их было невозможно хоть что-то понять.