Троцкий. «Демон революции» - стр. 51

Следует заметить, что при написании собственной автобиографии Троцкий всячески пытался приуменьшить разногласия, которые были в то время между ним и Лениным, многократно повторял, что, хотя он и не был в лагере большевиков, мол, из меньшевистского лагеря он тоже ушел. Это не так. До 1917 года Троцкий почти постоянно в оппозиции к Ленину, а временами ведет против него настоящую войну, часто не очень заботясь в выборе выражений. Полемизируя с Лениным, Троцкий говорит с ним в той же тональности, какую и вождь РСДРП позволяет себе в отношении своих оппонентов. Троцкий оперирует «полемической шваброй» Ленина, которому «не хватает гибкости мысли», высмеивает «ленинские заклинания», его окрики и «распущенно-демагогические строки». Ленин, по словам Троцкого, не «убедит, а утомит читателя всей этой философией», порой «огревая его по темени…». Не останавливается Троцкий, разбирая философскую работу вождя, и перед заявлением: «…диалектике нечего делать с тов. Лениным»{102}. Бульварный тон полемики был не только у Троцкого, но и у Ленина (еще в большей степени) и других русских революционеров.

Хотя по своим мировоззренческим установкам Троцкий был «леваком», тем не менее ему были присущи и идеи реформизма, что было обусловлено в значительной мере его окружением на Западе и личными симпатиями и связями. До поры до времени ему удавалось совмещать радикализм с реформизмом. Этот политический и идейный дуализм как характерная черта портрета революционера сохранился у Троцкого до бурных месяцев 1917 года.

После весьма прохладной и недолгой встречи с Лениным Троцкий укрылся в незаметном местечке Огльбю. Используя адреса в Гельсингфорсе, которые ему дал Владимир Ильич, беглец смог организовать свой выезд в Стокгольм. Здесь ему очень помогли сохранившиеся после ареста сапоги: в подметке хранился фальшивый паспорт, а в каблуках – золотые червонцы, переданные отцом. Я только одного не могу утверждать: был ли это паспорт на имя отставного «прапорщика Арбузова»…

Десять следующих лет Троцкий провел за границей. Это была его вторая эмиграция, второй «бивуак». Семь лет из этих десяти семья Троцкого прожила в Вене. Этот период революционер иногда именовал «венской главой». К ней в качестве «приложения» примыкали периоды последующего вынужденного пребывания в Швейцарии, Франции, Испании и, наконец, в Америке.

В то время он много писал, но это, как правило, была интерпретация пережитого; много ездил и выступал, но рефераты были по сути прежними; сотрудничал с австрийскими социалистами, продолжая считать западных социал-демократов полуреволюционерами…

Вена оказалась долгой паузой в бурной жизни певца перманентной революции. Но для понимания натуры Троцкого венский период дает немало. В какой-то степени был прав Сталин, утверждая, что сила Троцкого особенно видна тогда, когда революция идет в гору, на подъем, а слабость – когда революция отступает и терпит поражение. Троцкий – человек действия. Обреченный на пассивное долгое выжидание, он сосредоточился на журналистской деятельности и поддержании активных связей с русскими эмигрантами, западными социал-демократами, известными практиками и теоретиками марксизма. Даже V («лондонский») съезд РСДРП, формально объединивший большевиков и меньшевиков, не вдохнул новой энергии в Троцкого.