Трижды до восхода солнца - стр. 30
– Что ж ты Сереге все не рассказал?
– По пьяни брякнул, а потом подумал: ну зачем? Другу лишнее расстройство и людей подведу. Пойдут слухи, и кто окажется виноват? – Он налил себе водки и залпом выпил. Отодвинул тарелку и спросил: – Довольны?
– Облегчил душу, самому ведь станет лучше, – ласково ответила сестрица. – Ты закусывай, закусывай.
– Спасибо, уже наелся, – буркнул Ванька, чувствовалось, что здорово злится, но минут через десять подобрел. Агатка заказала еще водки, и друг детства развеселился.
Они принялись вспоминать школьные годы, потом общих знакомых, затем Ванька ничего уже вспомнить не мог, говорил с трудом и лез целоваться. То ко мне, то к сестрице. Стало ясно, пора прощаться. Вызвали такси. Пока ждали машину, Ванька успел вздремнуть.
– Могла бы школьного товарища сама отвезти, – попеняла я.
– Малоприятные обязанности разумнее переложить на чужие плечи. До подъезда его доставят, а до квартиры сам доберется. Ему не привыкать. Сиди здесь, провожу сироту и вернусь.
Она позвала официанта, и тот, подхватив вконец разомлевшего Ваньку, зашагал к выходу, Агатка царственно вышагивала сзади. Вернулась через несколько минут, я пила кофе, разглядывая стену напротив.
– Мужик из-за стола, кошельку облегчение, – произнесла она, устраиваясь рядом.
– Ага. Заманили парня, напоили и бросили.
– Обидно слышать такое, накормили, напоили и оплатили доставку, так что грех обижаться. Что, сестрица, повысим уровень коньяка в организме? Все-таки пятница. Кстати, соблазнительница из тебя никудышная. Теряешь квалификацию.
Однако, несмотря на мою готовность поддержать Агату в благородном деле, расслабиться не получилось. Выпив, сестрица взглянула на меня серьезно и задала вопрос:
– Что скажешь?
Я пожала плечами.
– Мутно. Хотя я склонна согласиться с Ванькой. Врачебная ошибка куда вероятней вселенского заговора.
– Но что-то смущает?
– Я же была в больнице в тот вечер. Они вызвали лечащего врача Авроры. Специально вызвали, он хорошо знал все ее проблемы.
– Кто-то под шумок вкатил препарат, который был ей категорически противопоказан? – хмыкнула Агатка.
– Ты сама-то в это веришь?
– Нет. Трудно представить врача, который на это согласится.
– Еще труднее представить, что злодей пробрался в палату реанимации.
– Но Суворкину нет никакого резона врать.
– А это значит…
– Ничего это не значит, – отмахнулась Агата и недовольно окинула взглядом зал. Чувствовалось, что гадание на кофейной гуще ее изрядно достало. Вдруг выражение ее лица изменилось, в нем появилась непривычная для сестры растерянность. Я проследила ее взгляд и мысленно чертыхнулась, пожалев о том, что мы не убрались восвояси вместе с Ванькой. За столом в центре зала сидел Берсеньев. В компании мужчины лет сорока и двух девиц чуть старше школьного возраста. Мужчина что-то рассказывал, девицы визгливо смеялись, а Берсеньев взирал на них со снисходительной улыбкой.
– Этому что здесь понадобилось? – проворчала я. – Я-то думала, он предпочитает заведение посолидней.
– На самом деле он демократичен, – усмехнулась сестрица. – У тебя нет ощущения, что мы выходим в тираж?
– Есть ощущение, что у парня проблемы со вкусом.
– Ну, о вкусах не спорят. В любом случае он предпочел их общество моему.
– Он же объяснил, с тобой отношения могут быть только серьезные, а у Берсеньева совсем другие планы.