Размер шрифта
-
+

Тривейн - стр. 36

– Тривейн? Говорит президент! Мне только что все рассказали. Как чувствует себя ваша жена?

– Она спит, сэр... – ответил Тривейн, удивляясь самому себе: даже сейчас, в полном смятении чувств, он все же добавил «сэр».

– Боже, мой мальчик! – продолжал президент. – У меня просто нет слов! Что я могу сказать вам? Что сделать?

– Освободите меня, господин президент, от данного слова, пожалуйста... Если вы не сделаете этого, я найду, что заявить на завтрашних слушаниях... Да и не только там...

– Конечно, Эндрю, разумеется! – Президент Соединенных Штатов Америки помолчал секунду и добавил: – С ней все в порядке? Ваша жена в порядке?

– Да, сэр... Это было самое настоящее нападение, уверен. – Тривейн с трудом сдерживал дыхание. – Такая грязь... – Он боялся слов, которые могли сорваться у него с языка.

– Выслушайте меня, Тривейн. Послушайте, Эндрю! Возможно, вы никогда не простите мне того, что я вам сейчас собираюсь сказать, и все-таки... Если вы твердо решили уходить, то я не буду препятствовать. Но подумайте, хорошо подумайте! Я бывал в тяжелых ситуациях сотни раз, однако никогда не принимал решения сгоряча! Вся страна знает, что мы выбрали вас. Завтрашние слушания – всего лишь формальность. И если завтра в сенате вы скажете то, что хотите, то причините вашей жене новую боль! Неужели вы в самом деле не понимаете? Ведь они именно этого и хотят!

Тривейн глубоко вздохнул.

– Я вовсе не собираюсь причинять боль своей жене и не допущу, чтобы кто-то из вас лез в наши дела! Я не нуждаюсь в вас, господин президент. Надеюсь, я ясно выразился?

– Да, конечно, и я полностью согласен с вами. Но дело в том, что я нуждаюсь в вас. И я предупреждал вас, что возможна всякая мерзость...

«Всякая мерзость!» Какие ужасные слова!

– Именно мерзость! – свирепо прорычал Тривейн в трубку.

– Вам следует подумать о том, что случилось, – продолжал президент, словно не замечая грубость Тривейна. – Если такое произошло с вами, с одним из самых уважаемых людей в стране, то представьте, что может произойти с другими. Не мы ли должны положить этому конец? Не нам ли именно этим и заниматься?

– Никто меня никуда не выбирал. И я никому ничем не обязан! Вы, черт побери, прекрасно знаете! Не желаю я ни с кем иметь дела!

– Но вы же знаете, что это невозможно, – сказал президент. – Не надо мне сейчас отвечать. Подумайте, посоветуйтесь с женой. Я могу отложить слушания на несколько дней под предлогом вашей болезни.

– Мне уже ничего не нужно, господин президент, я не принесу вам никакой пользы...

– И все-таки прошу вас подумать... Дайте мне несколько часов. Вся моя команда просит вас об этом. И сейчас я обращаюсь к вам не как президент, а просто как человек! Я прошу вас остаться! Курки взведены, и пути назад нет. По-человечески я вполне понимаю ваш отказ... Передайте мои наилучшие пожелания вашей супруге... Спокойной ночи, Эндрю!

Тривейн услышал щелчок разъединения и медленно положил трубку. Достав из кармана рубашки сигареты, он закурил, чиркнув спичкой по фирменному коробку с надписью «Плаза». Не о чем ему думать! Он не изменит своего решения, как бы ни настаивал президент.

Он – Эндрю Тривейн, и всегда должен помнить об этом. Ему никто не нужен. Даже президент Соединенных Штатов Америки...

– Энди?

Тривейн посмотрел на кровать. Голова его жены была повернута к нему, а глаза открыты.

Страница 36