Тринадцатое дитя - стр. 12
Берти чудом нашел меня в этом безумии, помог подняться на ноги и затащил в переулок.
– Ты не ушиблась?
Я чувствовала, как по ноге течет кровь, и боялась смотреть. Я знала, что порвала чулки. Мою лучшую пару. Да, они совсем старые, штопаные-перештопаные, но зато мягкие и почти не обвисают в коленях, и цвет у них очень красивый. Светло-серый, как горло голубки. Хотя, когда их носила Аннетта, они были розовыми. И все же я их любила. А теперь они разорваны в клочья.
В довершение всех бед я потеряла серебряную монету. Даже страшно представить, как разозлится мама.
– Зачем ты заставил меня идти к принцу? – крикнула я, сдерживая желание наброситься на Берти с кулаками. – Мы должны были поменяться шапками! Он не должен был меня узнать! Мама меня убьет!
– Я скажу маме, что это я виноват, – предложил он.
– Так и есть. Ты виноват, – заявила я, не оценив его великодушного жеста.
Мы вышли на соседнюю улицу, продолжая прислушиваться, не свернет ли сюда королевская карета, хотя после случившегося мы, конечно, больше не могли просить благословения. Я смотрела себе под ноги, надеясь найти монетку, застрявшую между булыжниками и никем не замеченную.
Тени удлинялись, наливаясь багрянцем, как свежий синяк.
– Берти! Хейзел! Вот вы где!
Мы обернулись и увидели бегущего к нам Этьена.
– Мама велела всем возвращаться к повозке!
Я прикусила губу. Мама наверняка уже знает о том, что сейчас произошло.
– Она… она злится?
Этьен пожал плечами.
– Где они? – спросил Берти и похлопал себя по карману, проверяя, на месте ли его монетка. Уж он-то, конечно, не потерял медный грош.
– Папа пригнал повозку на соседнюю улицу. Мама сказала, что мы едем в храм.
– В храм? – простонал Берти. – А почему не в таверну? У меня есть медяк. Можно купить пирог с мясом!
– Мама сказала, нам надо спешить. Нас ждут в храме.
У меня перехватило дыхание. Все мои беды и горести вмиг позабылись.
– В чьем храме? – уточнила я сдавленным шепотом.
– Не знаю. Точно не богини Священного Первоначала. Мы как раз были там. Королева прошла мимо мамы. Даже не глянула в ее сторону! – Этьен рассмеялся, не зная, что творилось в моей душе.
Берти обернулся ко мне, изумленно распахнув глаза, и меня словно пригвоздило к месту. Я поняла, что он думает о том же, о чем думала я. От этих мыслей мое сердце забилось так сильно, что я ощущала биение крови в уголках глаз. Меня охватил лихорадочный озноб, во рту пересохло, в горле встал ком.
– Думаешь, он наконец…
– Может быть, – перебила я Берти. Я не хотела, чтобы он произнес это вслух. Мне и так было понятно, о чем он говорит. О ком он говорит. О моем крестном.
– Сегодня твой день рождения, – сказал Берти, и я была тронута, уловив в его голосе нотки грусти.
Меня будто парализовало. Я так долго мечтала, что крестный вернется за мной, но никогда не задумывалась, что будет потом. Когда все случится. Куда он меня уведет? Где я буду жить?
Его храм в Рубуле нельзя было назвать настоящим святилищем. Крошечный двор с черной колонной из цельного камня, неизвестно кем возведенной. На постаменте – горящая вечным огнем свеча, которую никто никогда не менял. Ни крыши, ни навеса. Там негде растить ребенка, растить меня. Насколько я знала, у крестного не было ни жрецов, ни послушников. Никто не хотел посвящать жизнь богу смерти.