Тринадцатая жертва - стр. 11
– Профессиональная привычка, Джанет Остин, – я поднял с пола табличку с именем и поставил ее на стол.
– Сыщик?
– Всего лишь скромный фотограф. Питер Блад… то есть, Блейк. Может, зайдем в ресторан, выпьем за встречу?
– Я не знакомлюсь, – сухо отшила меня Джанет. – У меня есть друг, он сейчас в армии. Вы, наверное, торопитесь, мистер Блейк? Давайте ваше удостоверение личности. Я выпишу разовый пропуск на выход.
Она быстро заполнила бланк. Я послал девушке воздушный поцелуй и покинул администрацию порта. Впрочем, я и не рассчитывал на взаимность: все равно оплачивать ресторан пришлось бы самой мисс Остин.
Пока я мило беседовал с Джанет, пошел дождь. Капли выбивали пузыри в лужах. Они лопались, не оставляя на зеркальной поверхности ни следа. Раздался пронзительный гудок и по рельсам прогрохотал тепловоз с десятком крытых вагонов. Порт жил размеренной жизнью и никому, казалось, не было дела до какого-то пришельца, сбежавшего из тюрьмы.
К воротам вела ровная асфальтовая дорога. Охранник наколол мой пропуск на длинную иглу и открыл турникет. Я неспешно прошел по аллее и оказался на площади у трамвайного кольца. Над ним, словно могучие горные вершины, нависали громады небоскребов.
Тут и там сновали автомобили – красные, синие, желтые. Плоские и широкие седаны, солидные пикапы, юркие малолитражки. Фыркнув дизельным выхлопом, проплыл тягач с трехосным полуприцепом. От бесконечной кутерьмы вездесущих машин закружилась голова. Слишком много времени я провел в неуютном одиночестве тюремной камеры. Отвык от обычной городской суеты.
Скрежеща колесами на повороте, к остановке подкатил ярко-красный трамвай с одной-единственной фарой под кабиной вагоновожатого. В окошке над ветровым стеклом я разглядел цифру «четыре». Значит, это мой трамвай. Что ж, после дискового телефона и газоразрядных ламп меня уже ничто не могло удивить.
Зашипел воздух, лязгнули и отворились сдвоенные двери. Я вскочил на подножку и вошел внутрь. Трамвай, покачиваясь, покатил по Парк-Авеню.
Седой мужчина в форменной фуражке выжидающе смотрел на меня в буквальном смысле свысока – с места кондуктора. На всякий случай я пошарил в карманах – разумеется, денег в них не оказалось. Сомневаюсь, что в местных трамваях можно расплатиться патронами для пистолета.
– Простите, я потерял кошелек. У меня нет денег. Ни цента.
– Сожалею, но вынужден просить вас покинуть вагон на ближайшей остановке.
Я не мог сопротивляться этому холодно-вежливому, не терпящему возражений тону. Но все же попытался оправдаться:
– Я потерял бумажник. Еду на собеседование на работу. Может, как-то договоримся?
– Правила едины для всех. Пожалуйста, оплатите проезд или выходите, – все тем же спокойным голосом продолжал кондуктор.
Похоже, мне все-таки придется идти пешком.
На плечо опустилась чья-то рука. Я обернулся: простецкий парень в рабочем костюме дарил всему миру искреннюю, радостную улыбку. И мне захотелось улыбнуться в ответ, несмотря на ледяной мрак в душе.
– Из-за чего спор? Из-за десяти центов, небось? – на грубой рабочей ладони серебряной капелькой сверкнула новенькая монета. – Вот тебе дайм, кровосос, только оставь человека в покое!
Монета исчезла в бездонной сумке кондуктора. Я криво ухмыльнулся:
– Спасибо. Вы вернули мне веру в человечество. По крайней мере, на пару минут.