Триггер убийства - стр. 3
Заявление тетки прозвучало как возмущение нежеланием полиции участвовать в ее изнасиловании. Оговорка – бесценный клад для анализа по Фрейду.
Кира, не сдержав смешок, отвела взор от дородной пышной фигуры, которая так придавила стол Самбурова внушительной грудью, что сам подполковник сместился в кресло.
А вот праведный гнев Игоря Борисовича заинтересовал специалиста по психопатологии больше. Он выглядел наигранным – глаза закатил, но лоб не наморщил. Постоянно трогает лицо руками. Нервничает, но не раздражен. Что это? Неужели испытывает страх?
– Я сразу предупреждал тебя, Инночка, и Михаила Никифоровича тоже. Наша полиция совершенно бездарна и беспомощна. Обленилась и разжирела. Задницу не в состоянии оторвать от своих кресел. Только проституток крышует.
Упрек разжиревшей полиции в лице подполковника Самбурова от человека, на пузе которого не сходится пиджак шестьдесят второго размера, не рассмешил. Хрюканье этого высокомерного борова с липким взглядом почему-то покоробило Киру. Но заниматься собственным психоанализом – дело неблагодарное. Девушка поднялась из своего кресла. Она не была ханжой и, в силу знания человеческой природы, спокойно принимала данность, что мужчины разглядывают женщин, строят отнюдь не матримониальные[1] планы, а порой разыгрывают жуткие оргии в своем воображении. Но не все при этом умудряются презирать тех, кого вожделеют.
Кира увидела Игоря Борисовича подростком. Мелким гаденышем с гиперопекающей мамочкой, самозабвенно убеждающей его, что все женщины испорчены и корыстолюбивы. Девочки его сторонились. Он быстро усвоил процесс покупки внимания, потом тела и как побочку укрепил в сознании презрение и уничижительное зубоскальство к позарившимся на него особям противоположного пола. Каким сложным узором тесть этого борова Михаил Никифорович вписал в его жизнь свою дочь, Кира, вот так, с ходу, судить не бралась. В конце концов, сделка – не самая плохая основа для брака. Но заякоренная с детства привычка покупать не желала исчезать. А тут еще супруга досталась целомудренная, порядочная и холодная, словно сугроб снега. На Инне Михайловне только лозунг не висел, что она свята, непорочна и благочестива. Свою психологическую фригидность и чистоту она несла гордо и высокомерно, возводя себя на пьедестал перед блудливыми и грязными женщинами, готовыми разводить ноги по первому зову.
Кира обошла супружескую чету, громко цокая каблуками, потом Григория и села на краешек его стола. Она сгладила численное превосходство посетителей перед Самбуровым и, возвышаясь над всеми, заняла доминирующую позицию.
Аня пискнула и любопытно выглянула из-за крышки ноута, предвкушая представление. На лице Самбурова малодушно мелькнуло выражение сочувствия и жалости к себе.
– Дело в том, Инна Михайловна, что преступника мы нашли, точнее, преступников. Но в вашем случае пострадавший и потерпевший – это одно лицо, и нам необходимо прояснить некоторые моменты, перед тем как отправить дело в суд, – мягко и вкрадчиво начала Кира.
– Что вы хотите сказать? – С Инны Михайловны вмиг сошла вся краска, лицо словно окаменело.
Кира наблюдала интересную картину. Человек еще не понимает, что свалится на него дальше, не подозревает, о чем пойдет речь, но подсознание, инстинкт, нюх, уже ощутили опасность и сработали на опережение, ввели организм в панику, затопили адреналином, готовя либо бить, либо бежать. Уж что потребуется. По лицу Инны Михайловны ползли красные пятна, в дыхании появились провалы, сейчас на лбу выступит пот. Специалист по психопатологии в очередной раз задалась вопросом – что в человеке первично? Логика, сознание, разум? Или все-таки чутье, подсознание, интуиция?