Трибунал - стр. 4
И она, будьте уверены, потянулась.
Всем своим призрачным телом, сотканным, под стать окружающей пустоте, из летучего ничто, она ухватилась за горловину импактного вортекса, пока две зеркальных капли чёрных дыр завивались в смертельных объятиях синхронного коловращения. Ещё одна экзотическая модальность вселенских энергий, тут ею обращались рябящие искажения самого пространства. Неспособного даже здесь быть по-настоящему пустым, с лёгкостью готового поделиться своей вновь неожиданно обретённой первозданной силой.
Тень с интересом прислушалась к собственным ощущениям.
Впервые с тех пор, как она вернулась к позабытому состоянию полной свободы от утомительных ограничений бренного материального носителя, у неё появилась возможность в полной мере воспользоваться преимуществами этой свободы.
Дикая, неукрощённая сила переполняла её, чёрными молниями протуберанцев вспарывая холодную пустоту этого никчёмного пространства, готовясь сокрушать твердыни и низвергать царей.
Увы, здесь отродясь не было возведено твердынь, как не народилось здесь и царей, хоть живых, хоть бы и куда более примитивных, из числа традиционного звёздного зоопарка: нестабильных красных либо жёлтых сверхгигантов, коварных голубых переменных, сжигающих всё дотла звёзд Вольфа – Райе.
Таились здесь, как уже было сказано, лишь вязкие облака нейтринной пены, не ведающие о пределе Хаяси, и потому продолжающие втихую расти, миллиардами лет досыта насыщаясь виртуальными частицами физического вакуума да рассеянным нейтринным реликтом.
Скучные, ничуть не страшные для подобных ей созданий – тень могла бы пронзить такое облако насквозь, даже не заметив. Нейтринная пена оставалась прозрачной не только для блуждающих фотонов, но и для таких вот, обретших вольготную самостоятельность сгустков сложносоставных силовых полей.
Однако что-то в этой бесструктурной аморфной каше, по сравнению с которой даже медлительные токи тёмной материи нашей гипербраны показались бы верхом самоорганизованной красоты и изящества, заставляло ядро её древнего, но по-прежнему донельзя примитивного разума нервно трепетать никем не заданным знаком вопроса. Что-то в этом намертво спёкшемся пенном облаке напоминало ей о былом.
Забытом.
Оставленном.
Ведь для неё, в отличие от этого пустого мира, существовало не только бесконечное настоящее, она помнила, едва-едва, на самом краю сознания, в виде полуабстрактных образов из чуждой реальности. Там бесконечно спорили друг с другом мягкие, кратковечные, студенистые создания. Она, сжалившись над ними, позволяла им тешить свои ничтожные интеллекты теми новыми возможностями, что они обретали от единого мига соприкосновения с её стройным и могучим разумом.
Не столь уж могучим, на взгляд отсюда.
Теперь она могла лишь сожалеть о тысячелетиях бессилия, оставленных ею позади. Теперь она могла куда больше.
Зажигать и гасить звёзды.
Единственным импульсом пересоединяемых силовых линий прожигать себе путь в дип и обратно.
До неё только сейчас дошло, насколько она стала сильна. По сути, её больше ничего не держало в окружающей тюрьме, созданной пустотой для пустоты. Она могла вернуться на свою родную брану прямо сейчас, не израсходовав в итоге и сотой доли доставшейся ей дармовой мощи.
Вот только зачем?
Тут она – царь царей, самоличный правитель собственного, пусть и донельзя примитивного мирка. Но нуждается ли она в чём-то ином?