Три жизни Алексея Рыкова - стр. 26

Гимназист, часто получавший похвальные листы, вырос убежденным противником самодержавного государства, более того – противником любой монархии, даже конституционной, о которой в то время мечтали либералы. Мог ли он поменяться? Теоретически – конечно! И таких примеров в истории русского революционного движения (да и просто старой доброй фронды) предостаточно. В известном смысле директор был прав – если бы Рыкову довелось попасть в иную среду, если бы эта среда чем-то привлекла его – он мог бы и преодолеть свой юношеский радикализм. Но он повсюду легко находил себе подобных – и в учебных заведениях, и в кружках, и в окружении сестер и братьев. Сформировался круг, выход из которого был только в совершенствовании своих представлений о социализме.

Где учиться после гимназии? Университет в Саратове к тому времени еще не открыли, о нем только мечтали, мечтали многие – от губернатора до гимназиста. Мечтали десятилетиями. Императорский Николаевский университет появится в этом городе только в 1909 году, по инициативе премьер-министра Петра Столыпина, причем до 1917 года там будет действовать только один факультет – медицинский. А во времена гимназической юности Рыкова… Реальное училище, институт благородных девиц, учительский институт, фельдшерская школа и устроенная в пригороде школа земледельческая – вот все учебные заведения, располагавшиеся в городе, который претендовал на звание «столицы Поволжья». И сам Рыков, и его учителя, и родня не сомневались, что ему следует продолжить образование в университете. В Санкт-Петербурге, в Москве или в Казани. Предпочтительными, более престижными, считались первые два университета – не столько из-за уровня образования, сколько из-за обаяния «огней больших городов» со столичным лоском. Да и для революционера там открывались более широкие горизонты, чем на берегах Волги, – считалось, что именно в столицах, среди многочисленного (по тогдашним российским меркам) пролетариата, вызревает революция. Но… четверка по поведению закрывала перед гимназистом двери столичных университетов. Думается, Рыков знал об этом и, по крайней мере, в девятом классе понял, что до столичных кафедр его не допустят – как неблагонадежного. Этот юноша умел мыслить логически и просчитывать ситуацию на несколько шагов вперед. Без университета он своего будущего не мыслил – в том числе и революционного. Он кое-что понимал о подпольной жизни прошлых десятилетий и вряд ли считал, что заслужит отличную оценку за поведение, которая давала право поступления в столичные храмы наук. И перспектива переезда в Казань гимназиста Рыкова не пугала: иначе он вел бы себя осмотрительнее по части церковных обрядов… Ведь ему нетрудно было притвориться смиренным прихожанином: артистические способности у гимназиста имелись. Но Рыков, будучи гимназистом, рисковал. Рисковал умеренно – и понимал, что без последствий это не обойдется. Уроки конспирации старшего Балмашева он вызубрил добросовестно и свои социалистические увлечения (в отличие от атеизма) скрывал, как мы уже знаем, умело и не без удовольствия. «Молчи, скрывайся и таи // И чувства, и мечты свои», – убежденный монархист Федор Тютчев не предполагал, что слагает девиз для революционеров. А конспираторы начала ХХ века воплотили этот принцип дословно и не без успеха. Не случайно Тютчев – консерватор, даже реакционер – был одним из любимых поэтов Ленина.