Размер шрифта
-
+

Три века спора о варягах. Летопись и варяги - стр. 22

Переговорами и приглашениями занимался Даниил Шумахер, которого в феврале 1721 года Петр отправил с разнообразными поручениями в Германию, Голландию, Англию и Францию, которые касались как пополнения библиотеки, так и переговоров с учеными. Эта миссия Шумахера завершилась уже в Петербурге, после обстоятельного рассмотрения Петром результатов поездки, составлением списка ученых, необходимых для открытия нового научного учреждения, а также проекта положения. Уже в 1723 году велись переговоры о переезде, закупке инструментов и книг с французским астрономом Делилем, а также с Христианом Вольфом, в которых он согласился стать посредником в найме ученых. Первый контракт был заключен 1 сентября 1724 года с профессором ботаники И.Х. Буксбаумом[60].

Историческое направление в первом составе Академии наук было сформировано первоначально историком И.Х. Коли из Лейпцигского университета и ориенталистом Теофилом-Зигфридом Байером из Кенигсбергского университета. Байера как знатока древностей и восточных языков порекомендовал Христиан Гольдбах, выпускник юридического факультета Кенигсбергского университета, который 1 сентября 1725 года заключил контракт с Петербургской академией наук в качестве профессора права. Байер, несмотря на плохое состояние здоровья и обременённость семьей, согласился на переезд, 3 октября 1725 года заключил контракт и уже 6 февраля 1726 года прибыл в Петербург[61], через три месяца после начала работы академии. Он остался очень доволен предложенными условиями и писал об этом в феврале 1726 года: «Я получил все, что мне могло понадобиться. Установлен такой порядок, что, если кому-нибудь на что-нибудь требуется, он может об этом заявить и тотчас дается приказ это достать»[62]. Весьма красноречивое свидетельство о том, какое значение придавалось новой Академии наук.

В этом месте уместно сделать предположение, почему Петр решил поступить именно так и поручить работы по русской истории немецким историкам. Во-первых, он желал увековечить свои государственные достижения и сделать их известными по всей Европе. Во-вторых, что более важно для нашей темы, он был недоволен существующей летописной традицией и, вероятно, именно киевским «Синопсисом», объяснявшим название «россов» рассеянием их. Эта трактовка не годилась для политических целей совершенно, в первую очередь по причине своей неблаговидности. «Славный росс» не может выводиться из рассеяния. Петр много занимался военным делом и лично командовал армиями в походах и сражениях, и для него, очевидно, слово «рассеяние» было синонимом поражения и бегства.

Петр ввел название своего государства – Российская империя – 22 октября 1721 года, после победоносной Северной войны, вовсе не для того, чтобы в Европе ее воспринимали как «Рассеянную империю». Ему явно требовалось другое объяснение происхождения названия народа и государства, славное и возвышенное, пригодное для утверждения на европейской политической арене.

Но историки, пробовавшие свои силы в составлении российской истории, с этой задачей явно не справлялись. К тому же путаное происхождение «россов», данное в киевском «Синопсисе», не могло быть принято в Европе, в которой развивалось критическое направление в исторической науке. Требовалось вывести четкое происхождение «россов» от какого-нибудь древнего и славного народа. Ради решения этой важной задачи тратились государственные деньги на приглашение и работу в России видных европейских ученых. По существу, в Академии наук создавался центр развития русской национальной идентичности по замыслу и указу Петра.

Страница 22