Три суда, или Убийство во время бала - стр. 15

Портниха сказала, что ее зовут Прасковьей Ивановной Мазуриной, что она живет в доме Ефремова на Волховской улице и работает вместе с сестрами.

– Мы шьем на весь город, – говорила она. – Платья, которые вы видите на балах, почти все из нашего магазина.

– Как попала к вам эта записка?

– Я сама не знаю. Должно быть, она выпала из кармана одного из платьев.

– Давно ли вы ее нашли?

– С месяц тому назад, а может быть, немного более. Одна из наших учениц принесла ее ко мне из рабочей комнаты и сказала, что нашла на полу.

– Отчего вы до сих пор никому не заявили об этой записке?

– Я спрашивала у всех дам, которые приезжали ко мне, не забыли ли они в кармане записку. Все говорили, что нет. Вчера я спросила о том же у госпожи Кокориной, и она пожелала, чтобы я показала ей записку. Я и показала. Если б я могла подумать, что мне придется идти к следователю из-за этой записки, то, конечно, давно бы уже сожгла ее.

– Почему же вы не представили эту записку раньше, мне или в полицию?

– Да зачем же мне было ее вам представлять?

– Из записки вы должны были узнать, что она адресована Елене Владимировне, бывшей невесте Петровского; вы видели, что записка эта угрожает смертью. И вы спрашиваете, зачем вам было представлять записку? Неужели вы будете утверждать, что ничего не слыхали об убийстве Руслановой?

– Я записку не читала. Она была сложена конвертом, и прочесть ее, не раскрывая, было нельзя. Я вовсе не желаю выведывать секреты моих заказчиц, я показывала записку, не развертывая, и никто ее не читал. Сегодня ее в первый раз прочла госпожа Кокорина.

Признаюсь, что такое отсутствие любопытства в хозяйке модного магазина показалось мне весьма сомнительным.

– Как скоро нашлась записка после убийства Руслановой? – снова спросил я портниху.

– Дня через два после бала ко мне привезли много платьев, так что вся квартира моя была ими завалена. Тогда же, вероятно, нашлась и записка.

– Вы и прежде шили на Елену Владимировну Русланову?

– Как же, шила.

– Не могла ли эта записка выпасть из кармана ее платья?

– Нет, потому что уже за месяц до ее смерти я не получала от нее никакой работы.

– Чьи же именно у вас были платья?

– Да я вам могу назвать около двадцати фамилий.

– Назовите, пожалуйста.

– После бала ко мне для исправления прислали бальные платья Комаровы, Ивановы, Боброва, Андриевская, Тетюшевы, Хмельницкие…

И портниха действительно назвала около двадцати фамилий.

– Вы ничего не скрыли, а показали все по сущей справедливости?

– Я никогда не лгу.

– И можете подтвердить свои слова под присягой?

Портниха расплакалась.

– Почему же вы мне не верите без присяги?

– В таком серьезном деле, как решение участи виновного, – объяснил я ей, – суд одинаково от всех требует присяги. Обижаться вам здесь незачем. Напротив, вам скорее можно было бы обидеться, если бы вас как свидетельницу отвели от присяги. Тогда это означало бы опасение, что с вашей стороны возможно клятвопреступление. Потрудитесь теперь подписать протокол и, если угодно, можете удалиться. Должен вам сказать, я очень сожалею, что вы не прочли этой записки ранее.

– Я никогда чужих писем не читаю и читать не буду, – сказала портниха, удаляясь.

– Как хотите, – обратился я к Кокорину, – а как-то плохо верится, чтобы в модном магазине было так мало любопытных! Шьют бальные платья; о чем бы, кажется, им и беседу вести, как не о том, кто за кем ухаживает, кто к кому посватался да кто на ком женится. А тут из кармана бального платья выпадает записка. Да ведь это может быть развязка целого романа… Нет, я не верю, чтобы портниха могла удержаться и не прочитать записку, выпавшую из бального платья.