Размер шрифта
-
+

Три стороны одной медали - стр. 2

Круглолицый совершенно не создавал впечатления пострадавшего: на лице ни единой царапины, ничего не заклеено, руки-ноги тоже, по всей видимости целы, судя по тому, как он ловко проник в помещение, не обратив на себя внимания. Гм…

– А вы, простите, за кем будете? – поинтересовался Илья Семёнович у незнакомца.

– За тем господином, что только что зашёл. У которого лоб заклеен, – спокойно ответил наглец. Вениамина аж передёрнуло:

– Как так? Не понял! Я за ним занимал, все же слышали, – обратился он к публике, те закивали головами, подтверждая его слова.

– Нет. Вы ошибаетесь, за ним занимал я, – без тени смущения произнёс самозванец и поправил на носу очки, – а вы уже за мной будете, – вежливо улыбнулся человек, похожий на Берию.

– Так ведь не было вас тут! – возмутился Вениамин, – его тут не сидело! Не сидело ведь его тут? – ища поддержки, забегал он глазами по товарищам.

– Не сидело! – хором заговорили все сразу, – мы бы заметили, – оно тут не сидело!

Круглолицый молча пожал плечами, типа, ничего мол не знаю и скрестил на груди руки, давая всем понять, что их мнение его совершенно не волнует. Даже отвернулся в сторону.

– Вот что, мужики, а пойдёмте-ка перекурим на крылечке, – предложил Илья Семёнович своим товарищам. Все тут же засобирались, Вениамин попросил помочь ему допрыгать. Его взяли под руки Николай с Александром и повели к выходу. Входная дверь за ними хлопнула, звякнул колокольчик, и все четверо закурили на крыльце, гулко о чём-то переговариваясь.

Их не было минут десять. Наконец звякнул колокольчик, входная дверь хлопнула и все четверо, весело о чем-то беседуя ввалились в помещение. Илья Семёнович шёл впереди и дирижировал здоровой рукой. Он явно был в ударе. Друзья осторожно посадили одноногого Вениамина на стул и пристроились рядом. Илья Семёнович встал напротив, он всё не мог остановиться и продолжал хохотать. Успокоившись, он откашлялся и продолжил свой монолог:

– Или взять хотя бы этого – с католической физиономией! Сидит…такой важный, надулся как дирижабль. Того и гляди лопнет – от собственной значимости! – небрежно кивнул он на круглолицего.

– Минуточку, – зашевелился мужчина в чёрном пальто, – а собственно, кто вам дал право меня оскорблять? Думаете, раз вы раньше всех тут оказались, то вам всё можно? Дедовщина тут не прокатит!

– А что я такого сказал-то? Вы посмотрите на этого господина, – обратился он к присутствующим, показывая на возмущавшегося, – меня не проведёшь! Я вашего брата за версту чую! У меня нюх на католиков!

– Никакой я вам не католик! Тоже мне новости: ещё и оскорбляют в присутственном месте! Католиком обзывают!

– Ну нет, вы слышали?! Он, видите ли, не католик! Тоже мне – праведник какой выискался! Да у вас, простите, рожа истового католика. Похож ведь, вы не находите? – обратился он к присутствующим.

Некоторые встали со своих мест и подошли поближе. Обвиняемый нервно заёрзал на стуле. Мужики бесцеремонно принялись разглядывать подозреваемого в католицизме несчастного. Показывали на него пальцами и перешёптывались. Кто-то в нерешительности пожимал плечами, но большинство согласно кивали головами:

– Да, есть в нём что-то такое, католическое, – вон как заёрзал, гадёныш, понимает, что раскусили его, ещё и под Лаврентия Павловича косит! – гудели мужики.

Страница 2